Более того – дотошный Жук в правом верхнем углу папки поставил гриф «Совершенно секретно».
* * *
Тамара не стала убегать, она хорошо знала характер мужа. Он бил только один раз. И даже если промахнулся, то все – проехали! Злобный пыл Докторова сразу спадает, и он становится тихим, печальным, вялым. В эти минуты у Томы возникала жалость к мужу, нежность и другие всякие чувства. Голова мутилась, а внутри что-то начинало клокотать… В последние годы яркий и страстный секс у них всегда начинался с мордобоя.
Тамара легла на пол, подкатилась к Игорю и замурлыкала… Из-под стола разливались тяжелые ароматы соленых огурцов с чесноком и укропчиком, невыпитой водки и густого вишневого компота.
Игорь оттолкнулся от пола, приподнялся и Тома начала уже готовиться к соответствующим ласкам, но взгляд у Докторова был потусторонний.
– Ты, значит, говоришь, что эта адвокатша забрала ствол?
– Забрала.
– Значит, он сейчас у нее?
– У нее, Игорь. Она его в сумку бросила, а потом на заднее сиденье своей желтой Оки… Так мы с ней хорошо поболтали, а оно вот как получается… Я думала, что ты рад будешь, а ты дурачок, обиделся.
Докторов не слышал этих причитаний. Он схватил трубку сотового телефона и начал названивать своей бригаде… Пятый разговор попал в десятку – Миша-Рябой выдал полную информацию по объекту.
– Что я делаю, шеф? Сижу на лавочке и пью пиво. Пять минут назад сюда подкатила эта канареечная Ока… Адвокатша пошла на телевидение. Я думаю, что это опасно. Если она расскажет, как мы обработали Саврасова, его водкой… Понял, шеф! Сторожу и жду.
Теперь надо было совершить более сложное действие. Игорь разобрал свой телефон, заменил сим-карту, набрал милицейский номер и заорал голосом торговца мандаринов:
– Точно знаю! Женщина, что ездит на желтой Оке – бандитка. У нее при себе пистолет системы ТТ. Прячет она его в интимных местах… Где она сейчас? На телевидении она. Рядом со студией ее консервная банка стоит… Кто говорит? Аноним говорит… Спешите!
Докторов отключил трубку и снова сменил сим-карту.
Только сейчас он заметил лежащую рядом Тамару. Лицо ее было призывным. Прикрытые глаза, блуждающая улыбка и припухшие покрасневшие губы… А грудь! Она так часто вздымалась под легким, почти прозрачным платьем.
Игорю захотелось не просто так, а чтоб с восторгом, с салютом, со светопреставлением.
Он навис. Схватил двумя руками за воротник платья и рванул в разные стороны. Ткань разлетелась с треском, но не до конца… Остатки он рвал зубами. Покончив с платьем, он набросился на то, что под ним…
Глава 6
Каждый нормальный оперативник с самого начала учебы, с самого первого своего дела запоминает намертво – основная сила мента в агентуре. Ее мало не бывает. Она должна быть послушной, честной, а главное – она должна располагаться в нужном месте. Там, где информация.
Это как на войне. Как рейд в тыл противника за языком. Можно поймать и притащить двадцать солдат, а можно одного, но шифровальщика штаба фронта.
Есть еще одно правило у оперативников – не всех агентов регистрировать. Это надо дело заводить, псевдонимы давать, регулярно встречаться и собирать сообщения. Но главное то, что агент становится не твой, а общий, ментовский, его могут в любой момент передать на связь другому оперу или начальник заберет для своих нужд.
Жук, как и все умные оперы, всегда имел два комплекта агентуры – один для отчета, другой для дела.
В этом втором, тайном для всех списке было всего семь фамилий. Об этих агентах не знал никто, кроме самого Жука.
Оперативного работника чаще представляют, как криминалиста или сыщика, бегающего за подозреваемыми. Но на самом деле хороший опер – это агентурист! Человек, который может найти перспективную личность, завербовать ее, внедрить в нужное место и потом спокойно сосать через нее важную информацию. На оперативном жаргоне – «снимать шкурки», получать коротенькие агентурные донесения, которые начинаются словами: «Источник сообщает, что…». Каждая такая шкурка завершалась подписью. Понятно, что это псевдоним, который опер и его новый агент выдумывали на первой явке.
У агентов Жука встречались и героические кликухи типа «Штирлица», и дубовато-веселые, например: «Жираф» или «Чепчик».
Сейчас из всех своих агентов Жуку был важен лишь один – сорокалетний парень, проходивший под псевдонимом «Леший».
На самом деле лешего звали Виктором, а фамилия его была довольно распространенная в России – Ким.
Понятно, что в нем была корейская кровь, но ее выдавали лишь чуть раскосые глаза и короткая фамилия в паспорте.
Приобрести агента очень трудно. И самое сложное – найти болевую точку.
В ментовских делах Жук не верил агентуре, которая помогает из патриотических соображений. У бандитов хороший нюх на таких правильных мальчиков. Патриоты здесь плохо кончают.
А вот удачно, если будущего агента зацепить на компромате, особенно, если это злостные действия, которые не по понятиям…
Витя Ким не был жадным, но деньги любил. Семь лет назад он случайно узнал, где Гурков хранит общак.
И Жук об этом узнал. Почти одновременно узнал. Ну, бывает в жизни такое!
Ким сработал чисто, Но Жук на свою личную камеру заснял этапы грабежа общеворовской собственности.
А на следующий день состоялась первая встреча, которую оперативники называют «явка».
Жук вызвал Кима на окраину города и в заброшенном сарае поговорил по душам. Видеокассета была веским аргументом. Если передать ее Гуркову, то бедного Виктора четвертуют. Если не передавать – надо писать расписку о сотрудничестве с ментами и надо брать себе псевдоним для последующей работы.
Ким выбрал второй вариант и с тех пор он для Жука стал Лешим.
Они сразу же определили пароли, адреса, явки… Но с уходом на пенсию Жук не очень тревожил Лешего. Так, раз в год вызывал его на встречу и интересовался общей обстановкой в преступном мире.
А Виктор Ким за это время вырос в важного человека. Он стал бизнесменом в ресторанном деле. Он начинал осторожно, что никто и не заметил, что в основе его успеха лежит пропавший когда-то общак.
Ресторан Кима был не в центре города, но и не на окраине. Это был мощный кирпичный особняк купца Трухина. Куда девался купец – неизвестно, но и дом и стены вокруг он построил крепко.
Здание было без лишних узоров, а его красная кирпичная суровость чем-то напоминала бывшую московскую тюрьму Таганку.
Ким решил, что ресторан по имени тюряги хорошо, но не очень. Он вспомнил одноименный театр, который внешне тоже суров, и тоже весь из красного кирпича.
Одним словом, внутри модного ресторана в оформлении царила театрально-тюремная смесь. На стенах афиши и Высоцкий во всех видах, на окнах решетки, кое-где табуретки и широкий стол под газеткой. В отдельных кабинетах мебель из Мольера, ковры на стенах и гитара с бантом.
