– Какие свечи? Давно уже при электричестве живем. У тебя люстра итальянская, а ты свечи… Нет, совсем баба сдурела!
– Это, Игорь, для романтики. Для настроения, для разговора доброго… Я вот и скатерть белую постелила.
– Понятно! Я, Тамара, все твои хитрости изучил… Я, значит, наверняка на эту скатерть что-нибудь пролью, а ты потом целый год меня пилить будешь.
– И не думала я ни о чем таком. Я по-хорошему хотела… вот и водку купила. Уже два часа на столе стоит.
– Два часа на солнце! Не могла в холодильник поставить? Или в погреб бы снесла… Нет, Тамара, ты специально меня злишь? Ты, стерва, доиграешься! Я тебя пристрелю когда-нибудь.
– Чем это пристрелишь? Нет уже в доме пистолета твоего ржавого. Я его хорошим людям отдала.
Докторов хотел продолжить ругань в том смысле, что он все в дом приносит, а эта гадина раздает вещи направо и налево. Но вдруг до него дошел смысл сказанного Тамарой.
Он сел за стол и дрожащими руками попытался из графина налить вишневый компот… Частично ему это удалось. В фужер на тонкой ножке попало сто грамм темного напитка. Столько же или даже больше расплылось по белой скатерти.
Тамара села напротив и не совсем верно оценила задумчивость Игоря. Она решила, что пора приступать к задушевному разговору.
– Люблю я тебя, Игорек. Как подумаю о тебе, так сердце щемит и глаза мокреют… Брось ты своих дружков! Или дома давай запремся, или уедем куда-нибудь…
– Об этом потом… За сумкой кто-то приходил?
– Приходил.
– Кто?
– Она!
– Кто такая?
– А та, Игорек, что у тебя на фотке в голом виде лежит… Ольга мне все объяснила. Тебя в банду вовлекают, а ты идешь, как баран неотесанный.
– Заткнись, дура! Ты ей сумку отдала?
– Как же! Там твои вещи. Мне постирать-погладить надо… Она только пистолет взяла и блокнот с какой-то запиской.
– Дура!!
– Ничего она не дура. Она спасти тебя хочет.
– Не она дура. Ты – дура! А адвокатша очень даже умная. Нахальная и пронырливая… Это она спасти меня хочет? Дудки! Она меня посадить хочет. И наверняка посадит. Теперь у нее в моем доме помощница есть… Пригрел под боком змею подколодную! Встань!
Тамара встала, понимая, что за этим последует.
И Игорь встал. Он чуть размял правую руку, поиграл плечом и решил с размаха влепить ей в лицо. Но, понятно, не кулаком, а широко открытой ладонью… Пусть с воем отлетит в угол. Пусть завалится на пол, дергая ручками и поджимая коленки.
Силу удара он рассчитал хорошо, но Тамара впервые увернулась. Растопыренная ладонь провалилась вперед. Он зашатался и, падая, ухватился за край белой скатерти… Закуски в японском духе падали одна за другой. Сразу же соскочили свечи и бутылка водки. Та вообще неудачно свалилась. Упала и разбилась… А графин с вишневым компотом так и остался на столе. Он только лег на бок и, булькая, поливал комок из скатерти, закусок и осколков водочной бутылки…
* * *
Ольга бывала в Останкино, в смысле – в Телецентре в Москве. Там все было как в режимном НИИ – телефоны с заказом пропусков, проемы металлоискателей, стража, выворачивающая сумки. Но это в столице, где терроризм и прочие маньяки.
Здесь, в Правдинске все было проще. На входе в телестудию пост имелся, но никого на посту не было. И вся контора на трех этажах напоминала редакцию старой многотиражки: забитые шкафами коридоры, бегающие люди с бумагами в руках, призывные плакаты на стенах…
Ольга не стала никого спрашивать. Она просто ходила, смотрела и слушала. Из комнат доносилась смачная ругань, смех, дикторские репетиции… Наконец, возле секретариата, Ольга услышала: «Занеси этот блок Ежову. И поскорее – Максим ждет».
Крутова засекла девчонку с папкой, которая понеслась на третий этаж. Там было тише и солидней. Где-то в дальнем конце коридора ярко горела надпись: «Тихо! Идет запись».
Здесь, очевидно, была единственная в Правдинске студия. Здесь читались краткие новости города, и шла реклама магазинов, ресторанов и кандидатов в мэры.
Девочка из секретариата повернула в маленький коридорчик, где было две двери, и нырнула в одну из них.
Ольге пришлось ждать и невольно подслушивать… Ничего членораздельного она не усекла, но неприличное ржание секретарской девицы наводило на подозрительные размышления – или этот Максим рассказывал ей сальные анекдоты, или щекотал ее там, где нельзя.
Секретутка выскочила через три минуты. Глаза победоносно горели, щеки краснели, ручки дрожали,… Ольга поняла, что не ошиблась – этот Максим Ежов хам, бабник и вообще аморальный тип.
Крутова постучала и вошла. Она ожидала увидеть сорокалетнего мартовского кота с маслеными глазками и ранней лысиной.
Но как можно обмануться! Максиму было двадцать пять и выглядел он настолько скромным, что похотливый смех секретарской девушки никак не вязался с ситуацией… Может она просто дура?
Ежов работал с бумагами и на Ольгу внимания не обращал. Он, конечно, взглянул на нее, мило улыбнулся и опять стал раскладывать документы… В этом была своя логика: ты пришла, ты и начинай разговор, а у меня срочная работа.
– Извините, Максим, я вас отвлекаю.
– Да, очень важную информацию принесли… Но я слушаю вас.
– Я Ольга Крутова из Москвы, адвокат.
– Ах, это та, что на желтой Оке ездит? Очень хотел с вами познакомиться… Особенно после вашего прыжка из особняка музыкальной школы. Гурков в дверь, а вы в окно.
– Да, было такое. Но я не думала, что кто-то это видел.
– Наш город состоит из глаз и ушей. Любая новость разлетается мухой… Вы правда провели ночь в ментовке?
– Да.
– Вот что, Ольга! Я хочу предложить вам хороший чай и три плитки шоколада.
– Это компенсация за мою тюремную пайку?
– Нет, Ольга. Это взятка. Это аванс за ту информацию, которую вы хотите мне передать.
– Вы ясновидящий?
– Я просто опытный журналист… Так ставить чай?
– Ставить! Пока Максим суетился с чашками, пытаясь отмыть хоть одну от ядреного коричневого налета на внутренней стороне, Ольга заметила на соседнем столе открытый журнал. Обычное московское ярко-желтое издание с фривольными картинками и сальными анекдотами ниже пояса… И тут ее осенило. Было так – секретарская девица передала Ежову пакет и, уходя, взялась листать журнальчик. Вот она, причина ее сексуального смеха… Нехорошо подслушивать под дверью – ошибиться можно!
Налив чай и разложив обещанный шоколад, Максим не торопил события. Как английский лорд он начал беседу с главного: «Хорошая погода, не правда ли? Над всем Правдинском безоблачное небо…»
Ольга вытащила из сумки и положила перед Максимом папку, на которой честно было написано «Компромат на Андрея Гуркова».
