Слава вытащил рулетку – «…от гаражной двери справа
столько-то сантиметров, от левой – столько-то…» Уж его-то учить не требовалось.
«…труп потерпевшей лежит на спине, раскинув руки… следов
изнасилования на первый взгляд нет… следов ограбления…»
– Кто тут из ГНР? – спросила она.
Незнакомый капитан подошел:
– Капитан Черданцев. Октябрьское районное. Прибыли на
место в семь шестнадцать по звонку гражданки Казминой. Адрес записан, гражданка
пока не допрашивалась. Обследование прилегающего района ничего не дало.
Подозрительных не было. Сумочка потерпевшей находится у нас в машине. Когда
обнаружили труп, пульс не прощупывался.
Суховато и казенно до предела, но толково – ни убавить, ни
прибавить, ни единого дополнительного вопроса, в общем, и не требуется…
– Кровь едва успела свернуться, – добавил
капитан. – Так что она пролежала не более получаса.
Я имею в виду, получаса с момента смерти до нашего приезда.
– Уверены? – для порядка спросила Даша.
– Есть опыт, – кратко ответил капитан.
– Чечня?
– Еще южнее.
– Понятно… Сумочку принесите и можете ехать. Я –
капитан Шевчук, городское угро.
– Я знаю, – сказал капитан, кивнул и удалился.
Даша присела на корточки. Вот именно, труп лежит на спине,
раскинув руки, точнее, полураскинув, не перпендикулярно руки легли к
вертикальной оси, ради въедливой точности, а под углом, градусов сорок пять,
еще точнее не стоит, в самом-то деле… Серая собачья шубка аккуратно застегнута,
меж второй и третьей пуговицей… ну да, конечно, ударил дважды, и ножик у него
определенно не перочинный, тот еще тесачок, а вот крови совсем не видно –
внутреннее кровоизлияние… Она не упала – потом, ручаться можно, этот выблядок
аккуратно опустил жертву на землю, иначе шубка задралась бы сильнее. А сапожки
шикарные, не Турция и не Китай…
Аккуратно опустил на землю, уже мертвую. И черканул лезвием
дважды – вертикальная черта от шапки к бровям (шапка, правда, с головы упала),
вторая короче, поперек, совсем близко к бровям, в самом деле, перевернутый
крест…
Кровь застыла на правой стороне лица, левая осталась
нетронутой, и потому сразу можно сказать, что девчонка совсем молодая.
Накрашена обильно, но не вульгарно, весьма умело. Светловолосая, прическа
чуточку удивляет – старательно заплетенная длинная коса, сейчас так почти
и не носят, а вот в Дашином пионерском детстве носили… Лицо, что характерно,
совершенно спокойное, глаза открыты. Знала его? Или не ждала удара?
– Как шея? – спросила Даша, не оборачиваясь и не
вставая с корточек.
Кто-то моментально отозвался:
– Сломана. Перелом позвонков, смерть мгновенная.
– В точности, как на Садовой, – добавил
Скрябин. – Удар по шее, потом два раза ножом. И – разрез на лбу.
– Перевернутый крест, – сказала Даша. –
Похоже?
– Ну, вообще-то… Можно и так сказать.
– Карманы смотрели?
– Ага. Пусто. Все в сумочке.
– А конкретно?
– Всякие бабские мелочи. Самое любопытное – газовый
ствол с разрешением. Фотография соответствует. Шохина Маргарита Степановна.
Похоже, ксива настоящая.
– Шохина? – переспросила Даша. – Ох, надеюсь,
не родня тому Шохину, московскому? А то шуму будет…
– Вряд ли, – сказал бесшумно подошедший
Воловиков. – Тот не сибиряк… и слава богу, кстати.
– Какой ствол? – спросила Даша.
– Револьвер. «Агент». Ну, дамочки, если заводят
газовик, в основном пользуют револьверы. Вечно для них неразрешимая проблема –
затвор передернуть, как надлежит…
– Ну, ничего пушечка, – сказала Даша. – И
мощно, и компактно. Да, слушай, а почему газовик у тебя проходит, как «самое
любопытное»? Он что – переделка? Дробь? Резина?
– Да нет, – сказал Скрябин. – Нормальный, с
перемычками… Видишь ли, у первой, у Артемьевой, в сумочке был «удар».
– Та-ак, – сказала Даша, выпрямляясь. – У
обеих, значит, газовики? И не мелкого калибра? Ну, может, это и впрямь
интересно. А может, и совпадение – в наши-то веселые времена. Хотя способ
убийства, ясный день, совпадением никак не может оказаться. Ладно, что тут
дискутировать на ветру, бессмысленно это. Я у тебя возьму материалы, ты нам
детально расскажешь… – Она обернулась. – Сергей, а сними-ка шарф и
расстегни ей шубу, посмотрим, что и как, эксперты вон ждут…
Косильщик, ничуть не промедлив, присел на корточки – как там
к нему ни относись, он все же был профессионалом и к трупам привыкнуть успел.
Даша приняла у него шарф – даже не повязанный вокруг серого
лохматого воротника, а небрежно, кое-как намотанный. Ни капли от тщательно
рассчитанного изящества – ни одно существо прекрасного пола, обладающее хоть
крохой женственности, так шарф не набросит. И шарфик, сразу видно, убогий до
предела – узкий, красный, из дешевого трикотажа, аляповато украшенный силуэтом
черного чертенка, нанесенным, такое впечатление, по трафарету. На ребенке его
еще можно представить, но на прилично одетой девушке, умело к тому же
пользовавшейся косметикой…
– Ты выяснял? – Даша сделала шарфом движение в
сторону Скрябина. – Насчет первого?
– Ага. Пакистанская дешевка. Киргизские челноки волокут
со своей перевалки, у них там знатная барахолка, а потом расходится у нас. На
детей в основном. Цена – двадцатка.
«Ну вот, – мысленно похвалила себя Даша, – вот и
первое логическое умозаключение, оказавшееся верным. Уже что-то».
– Мать твою… – сказал вдруг Косильщик, присвистнул
и принялся расстегивать пуговицы быстрее. – Нет, точно, что за цирк?
Даша глянула. И спросила сквозь зубы:
– А ты что, в пионерах не состоял?
– Слушайте, ну ведь точно… – Косильщик пошире
разбросал полы шубы, выпрямился и отступил. Все придвинулись, растерянно
переглядываясь.
Во-первых, убитой было не меньше шестнадцати, а в этом
цветущем возрасте ряды пионеров давно уже покидали. Во-вторых, пионерская
организация со всей формой и атрибутикой давно канула в небытие. И тем не менее
на мертвой девушке красовался самый настоящий пионерский наряд – черная юбка
(правда, не особенно и консервативная, вполне модная, до середины бедер), белая
рубашка с пуговицами на планке (нагрудный карман украшен смутно памятной Даше
золотисто-алой нашивкой – пятиконечная звезда и пламя костра), на шее повязан
шелковый пионерский галстук, а на груди приколот пионерский значок.
