— Жаль. Любая, самая грязная порнокассета в любом
секс-шопе — вот и вся суть наших отношений с Германом Юлиановичем.
— В каком смысле?
— В самом что ни на есть прикладном. В женщинах его
интересовали только определенные места.
— Сколько вы с ним были знакомы? И когда расстались?
— Это имеет какое-то значение?
— В деле об убийстве все имеет значение.
— Христова невеста настучала? — проницательно
спросила Никольская. — Целомудренная дрянь?
— Это не имеет никакого значения, — ушел от ответа
Леля.
— А она не сообщила вам, что это прискорбное мимолетное
событие имело место быть три года назад? Неожиданный пассаж.
— И больше вы не встречались с Радзивиллом? — Леля
попытался взять себя в руки.
— Несколько раз. На презентациях… На показах. Он был
большим любителем показов. И когда только время находил при его-то занятости!
— А вы неплохо осведомлены.
— Обыкновенная логика. И даже не женская, дорогой мой.
— А после того, как вы расстались… у Радзивилла
появился кто-нибудь? — глупо спросил Леля.
Никольская погасила сигарету в крошечной, инкрустированной
перламутром пепельнице и рассмеялась.
— Ну, расстались — это громко сказано. Наш роман
уместился в неделю. Будет что вспомнить, когда отойду от дел. Он пригласил меня
во Францию.
Леля поднял брови. И здесь — Франция. Радзивилл летел в
Париж просто так, никаких деловых встреч у него запланировано не было. А что,
если…
— Мы перешли на «ты» только в самолете, —
продолжила Никольская. — Три дня в Париже, неделя в Ницце, сутки в
Монте-Карло… Я поставила на зеро и выиграла пятьсот долларов… Он умел красиво
ухаживать. Орхидеи в коробочках, милые ювелирные безделицы под подушкой. Я
находила их каждый день.
— И что же было потом, когда вы вернулись?
— Мне не хотелось бы это обсуждать. Скажем так, в
какой-то момент мы поняли, что не подходим друг другу. Слава богу, на это не
ушло много времени.
— Что значит «не подходим»?
Никольская с сожалением посмотрела на следователя: бедняжка
в свитере со спущенной петлей, давно не чищенных ботинках и кургузом пиджачке.
Стоит ли потрясать его такое же кургузое воображение расшифровкой термина «не
подходим»?
— Неужели вы не понимаете?
— Ну, хорошо… А с кем еще был… э-э… знаком Радзивилл?
— Думаю, об этом нужно спрашивать не у меня. Хотя он
предпочитал определенный тип. Блондинки-манекенщицы с классическими
параметрами. Да, в какой-то мере Герман… Герман Юлианович был однолюб. Все его
пассии были похожи друг на друга и представляли яркий контраст с женой. Я
видела его с несколькими девочками-моделями…
— С кем именно? — Леля достал блокнот, щелкнул
ручкой и приготовился записывать.
— Не помню.
— А вы попытайтесь.
— Нет… К сожалению… — Никольская поднялась и
направилась к вешалке, на которой была распята роскошная лисья шуба.
И Леля снова почувствовал легкое волнение в паху. Чтобы хоть
как-то скрыть это, он мелким бесом подскочил к лисе и ухватился за воротник.
— Я помогу!
— Рискните.
Лелина так не к месту прорезавшаяся галантность
действительно была сопряжена с риском: Ксения Никольская была на голову выше
его. Надеть шубу ей удалось только со второго захода, унизительно присев перед
Лелей. Никольская, сквозь зубы поблагодарив низкорослого следователя,
направилась к выходу из гримерки. Леля поплелся за ней, чувствуя себя
раздавленным.
— Его и вправду убили? — тихо спросила
манекенщица, когда Леля распахнул перед ней дверь.
— Да. В тот вечер, накануне убийства, он ужинал с дамой
в ресторане «Дикие гуси». Возможно, именно с этой. — Леля достал из
кармана фотографию из бумажника покойного Радзивилла и протянул ее Никольской:
— Вот, взгляните.
Никольская впилась в фотографию глазами. А потом резко
отставила ее.
— Нет, мне незнакома эта девушка, — подбирая
слова, медленно произнесла она. — Никогда не видела ее раньше.
— А если присмотреться?
— Нет.
Она сказала это слишком поспешно, разом закрывая тему, как
закрывают дверь в темный чулан с твердым намерением в него не возвращаться.
Никольская тоже не хотела возвращаться в чулан — должно быть, в детстве она
боялась темноты.
— А кто-нибудь еще ее опознал? — неожиданно
спросила она.
— Почему вы спрашиваете?
— Просто интересно.
— Пока этот вопрос остается открытым. Ну,
хорошо. — Леля вынул фотографию из рук Никольской и снова спрятал ее в
карман.
— А какое отношение эта фотография имеет к
Герману? — Похоже, слишком уж энергичная девушка решила перехватить у него
инициативу ведения беседы.
— Они были найдены среди вещей покойного.
— Ну надо же! — в голосе Никольской послышались
ревнивые нотки.
— Что же вы замолчали?
— Я просто внимательно вас слушаю.
— Убийство произошло третьего. А четвертого Радзивилл
должен был вылететь во Францию.
Никольская подняла идеально подрисованные брови.
— Вот как?
— Частный визит.
— Частный визит… Я тоже через это проходила.
— Последний раз живым Радзивилла видели в тех самых
«Диких гусях». Вы никогда там не были?
— Была. Надеюсь, в этом нет ничего криминального?
— С Радзивиллом?
— Может быть, и с ним. Не помню. А… личность его
спутницы так и не установили?
— Нет. Ресторанная обслуга не смогла дать даже
приблизительное описание.
— Ничего удивительного. Они никогда не видят
лиц, — медленно произнесла модель.
— Как это — «не видят лиц»?
— Они смотрят на ноги. На ноги и чуть выше, неужели не
понятно? В этом была одна из фишек Радзивилла. Он выбирал не просто блондинок.
Он выбирал женщин с умопомрачительно длинными ногами.
— Как у вас? — не удержался Леля.
— Как у меня. Он даже измерял их длину. Думаю, в его
халупе найдется какой-нибудь донжуанский список. Если эта старая польская курва
его не сожгла…
Выйдя на улицу, Никольская погрузилась в устрашающего вида
джип.
— Вас подвезти? — в ее словах было лишь надменное
сострадание, не больше. Еще минута — и она подаст копеечку нищему следователю,
отирающемуся на паперти закона.
