На сканирование объекта ушло семь секунд, после чего
Марголис произнес заранее заготовленную первую реплику:
— Случилось.
По лицу девушки пробежала тень беспокойства. Она испугалась,
но испугалась как-то целенаправленно, как будто знала, чего именно пугаться.
Этот спонтанный страх вдруг придал несколько размытому лицу девушки
необъяснимую прелесть и законченность.
Не так-то ты уж и не прав, Володенька!
— Как вас зовут? — сказал Марголис и вооружился
самой обворожительной из своих улыбок: в работе только губы, клыки не обнажены.
— А… какое это имеет значение? — она снова
испугалась.
— Никакого, но… Вот мои документы, чтобы между нами не
было никакой недоговоренности.
Марголис сунул в дверную щель билет члена Союза писателей. И
тоненькую папку с последним договором Воронова.
— И что? Чем я могу быть вам полезна, Семен… э-э…
Борисович?
— Не мне. Дело в том, что я — литературный агент
писателя Воронова. И мне хотелось бы поговорить с вами об одном довольно
необычном предложении…
Дверь мгновенно захлопнулась, послышался звон снимаемой
цепочки, и Марголис был впущен в прихожую. Из-за закрытой двери раздавался лай.
А фигурка у нее ничего, груди явно не хватает, а в общем — ничего, ничего.
— Вы меня разыгрываете, — покраснев, сказала
девушка. — Как вы можете быть агентом Воронова?
— Волею судеб, дорогая моя, волею судеб. И тем не менее
это правда. Вы же видели договор… Я даже могу предъявить вам самого писателя.
Если вы, конечно, согласитесь.
— Я?! Соглашусь ли я?
— Вы ведь собираете его книги, насколько я понимаю.
— А… Откуда вы знаете?
— Мне положено. Я ведь его литагент. Так как,
знакомимся с мастером детектива?
— Я не понимаю… Этого быть не может… Разве он живет не
в Москве?
Вот она и пришла, расплата за три года верной службы
Воронову. Экзальтированные барышни принимают болезненного писателишку за
небожителя, Синдбада-морехода и Ваньку-Каина в одном лице.
— Нет. Он живет не в Москве. И не в Нью-Йорке. И даже
не в райских кущах. Он живет под вами, дорогая барышня. И вы, кажется, сегодня
залили его. Я прав?
Девушка непонимающе смотрела на Марголиса.
— Вы шутите?
— Нисколько. Мы можем связаться с кем угодно — я имею в
виду литературных функционеров, — и они вам все подтвердят. Владимир
Воронов действительно живет здесь.
— Вы хотите сказать, что мужчина, который приходил ко
мне…
— Он и есть. Владимир Владимирович Воронов. А я — его
правая рука.
В зрачках девушки мелькнула едва уловимая тень
разочарования. Марголис шумно вздохнул: как же я тебя понимаю, детка, он совсем
не эротический идеал…
— И что же вы хотите от меня? — Похоже, он ее
недооценил: девушка легко справилась с разочарованием и теперь внимательно
разглядывала Марголиса.
— Участия.
— В каком смысле?
— Видите ли… Я могу быть с вами откровенным?
— Попробуйте.
— Вы ему понравились.
Это было смелое предположение, но Марголис знал, что
говорит. Если его и выгнали в свое время с факультета психологии, то отнюдь не
за профнепригодность — не стоило соблазнять дочь декана, только и всего. А эта
милашка чем-то задела Воронова, тут и к гадалке ходить не надо.
— Я?!
— Ну да. И он хотел бы с вами познакомиться. Я, кстати,
тоже. Как вас зовут?
— Дарья.
— Очень хорошо. Дарья. Его любимое имя. Вы спуститесь к
нам? Минут через двадцать-двадцать пять?
— Я… Я не знаю.
— Да или нет? Я обещаю, ничего с вами не случится.
— Не знаю. Да.
— Вот и отлично. Ждем.
Она заглотнула наживку, Марголис это видел. Любая бы
заглотнула. Баба — вот чего не хватает Воронову, вот откуда все творческие
кризисы. Лишенные выхода сперматозоиды безнаказанно шастают по всему воронежскому
телу, устраивают заторы в башке, перекрывают спокойное течение мыслей и — от
нечего делать — посягают на святая святых: умение стряпать детективы.
Марголис еще раз улыбнулся девушке Дарье и ретировался из
квартиры.
9 февраля
Наталья
Странный человек по имени Семен Борисович Марголис ушел, а
Наталья все еще стояла в прихожей с прозрачной папкой в руках.
Бред.
Сначала появляется жалкий тип в шлепанцах на босу ногу,
представляется соседом снизу и заявляет, что она залила его. В это еще можно
поверить, особенно если учесть, что всю квартиру заволокло паром, а в ванной —
воды по щиколотку. Но когда спустя полтора часа приходит еще один тип, сует
документы, представляется литагентом ее любимого писателя и предлагает
познакомиться… С тем самым деятелем в шлепанцах…
Бред.
И почему она назвалась Дарьей? Кто тянул ее за язык? Или,
примерив на себя чужую квартиру, она захотела примерить и чужую жизнь? Нинон
права: нужно бежать отсюда, а черные доберманы до добра не доводят.
Она машинально вытащила из папки договор, оставленный
Марголисом. Это действительно был издательский договор.
«ЗАО „Издательство…“ в лице Генерального директора…»
Наталья прочитала строчку ниже:
«…и Воронов Владимир Владимирович через доверенное лицо —
Марголиса Семена Борисовича, действующего на основании доверенности от…»
«…именуемый в дальнейшем Автор…»
Автор.
Но почему она назвала себя Дарьей?
И Воронов… Боже мой, как глупо она себя вела! Еще и книгу
предложила… Вот уж воистину, никогда не заговаривайте с незнакомцами, еще
неизвестно, что может скрываться за стираной ковбойкой и жалкими волосками на
щиколотках. Но она не виновата — на обложках книг никаких портретов не
публиковалось. Никогда. И никаких телевизионных интервью Воронов не давал. Никогда.
Она не виновата. Сколько времени дал ей литагент? Двадцать пять минут. Этот
литагент, с располагающей к себе акульей улыбкой, почему она ему поверила? А
почему десятилетние школьницы верят дядям, которые подкатывают к ним на улице с
вопросом: «Девочка, хочешь сниматься в кино?» Не всегда такие истории
заканчиваются хорошо, но это, кажется, не тот случай. И договор, который она
держит в руках… Наталья метнулась в комнату и схватила телефон.
— Нинон! — она даже не дала подруге произнести
дежурное «слушаю». — Нинон! Ты сейчас умрешь…
Реакция Нинон на подобное заявление была довольно странной.
