На кухне Воронова ждала овсянка с изюмом и тертыми орехами —
ежедневный скучный ужин для ублажения гастроэнтероколита. Гастроэнтероколит,
как какой-нибудь заправский Минотавр, требовал дани, и изюм с тертыми орехами
вполне подходил для этой цели. Воронов поковырял ложкой в жидком месиве,
выловил пару изюминок и отправился звонить Марголису.
— Это я, — буднично сказал он в трубку.
— Ну? — неисправимый оптимист Марголис отличался
тем, что всегда ждал только хороших вестей. — Как твой кризис? Унялся?
— Продолжается.
— Отнесись к этому философски, Володенька…
— У меня неприятности.
— Какие еще неприятности? Родильная горячка
приключилась? Или, не дай бог, болезнь Иценко — Кушинга?
— У меня протек потолок.
— Ну это же не проблема, Володенька. Завтра вызову
рабочих из ЖЭКа, сделают тебе потолок не простой, а золотой.
— Кокотка с верхнего этажа залила. Дама полусвета.
Безмозглая девица со смазливой физиономией и собакой в придачу.
— Что ты говоришь!
— Если бы ты ее только видел! Типичная такая потаскушка.
Интеллекта ноль, но обстановка! Мраморный пол. Наверняка она из простуд не
вылезает… И наверняка ее содержит какой-нибудь уголовник.
— Ну-у… так уж и уголовник. Не будь занудой,
Володенька.
— Уголовник! Или банкир, что, в общем, одно и то же… Ты
знаешь, что я у нее выцепил?
— Карту-схему борделей города Санкт-Петербурга, —
хохотнул Марголис.
— Свой собственный роман… «Смерть по-научному»…
— Что ты говоришь!
— Именно. Она, оказывается, моя страстная поклонница. Читала
все пятнадцать книг. И всучила мне последнюю. Прямо миссионерка какая-то.
— Да какая разница, кто она, если ты уже пошел в народ?
— Не скажи, — Воронов кашлянул. — Мне
хотелось бы, чтобы моя первая поклонница… первая, с которой я случайно
познакомлюсь… была… э-э… несколько другой.
— Разбитой параличом?
— Очень остроумно! Во всяком случае, не такой
вызывающей.
Марголис засопел.
— Я, между прочим, давно тебя приглашал. Подберем
девочку из фан-клуба. Какую-нибудь валькирию. В твоем стиле.
— Валькирии не в моем стиле.
— Ты не возражаешь, если я заеду, Володенька?
— Не думаю, что это удачная мысль.
— А я достал для твоего желудка метандростенолон.
— Да его в любой аптеке купить можно! И к тому же у
меня еще осталась пара упаковок. До весны хватит.
— То таблетки. А то ампулы. Последнее поколение,
мгновенный эффект и никаких побочных явлений.
— Заезжай, — смягчился наконец Воронов. —
Только предупреждаю. Развлекать тебя не буду. И еще эта поклонница… Все
настроение мне изгадила.
— Разберемся… Жди.
В постели Марголиса лежала очаровательная критикесса из
модного издания «Лабиринт-К», легкомысленно принявшая его предложение
«просмотреть библиографию В. В. Воронова». Просмотр не то чтобы затянулся, но
перешел в несколько иную плоскость и свелся к просмотру частей тела Семена и
критикессы. Подобное времяпро.вождение тоже входило в перечень услуг
Марголиса-литагента, составляло часть гонорара и именовалось «trahus vulgaris».
Или — «трах обыкновенный». Таким нехитрым и совершенно беспроигрышным способом
Марголис заставил всю журналистскую элиту (во всяком случае — женскую ее
половину) читать Воронова. И — самое главное — писать о нем. Но, честное слово,
Воронов того стоил. Да и сам Семен был свято убежден в гениальности
подопечного.
Вечерний звонок Воронова переполошил Марголиса: впервые
записной девственник заговорил о женщине, да еще каким тоном! Нетерпимость,
презрение, полузадушенная больным желудком ярость и ничем не объяснимое
негодование. И все это на фоне затяжного творческого кризиса, лишающего и его,
Марголиса, законных тридцати процентов от гонорара!
Нужно действовать.
Слезать с критикессы не хотелось (особенно после того, как
после первого оргазма она подтвердила свое желание написать о Воронове
пространное эссе), но игра стоила свеч. Марголис вернулся в спальню, чтобы
забрать одежду.
— Что-нибудь случилось? — просила критикесса, с
ревнивым любопытством наблюдая за Марголисом.
— Случилось. Звонил Воронов. Нужно срочно ехать к нему.
— Может быть, поедем вместе? Я бы начала собирать
материал сразу же.
Марголис, неудачно сунувший ногу в штанину, едва не упал.
— Исключено.
— Что так?
— Я не успел тебе сказать! У него болезнь Содоку.
Подцепил где-то в Юго-Восточной Азии. — Немного легенды не помешает, это
только укрепит нимб таинственности над головой Воронова.
— А что это за болезнь? — критикесса даже
приподнялась на локте.
Самая тривиальная болезнь от укуса крыс с последующим
воспалением лимфоузлов. Призрак этой болезни преследовал Воронова и являлся ему
в предутренних снах. Именно поэтому раз в два месяца в вороновской квартире
появлялась бригада мужеподобных работниц санэпидстанции с профилактической
дезинфекцией.
— Кошмарная. Лихорадка, галлюцинации сродни героиновым…
Словом, весь букет. Ты меня дождешься, девочка?
— Не знаю, — критикесса кокетливо поправила
бретельку комбинации.
— Это не займет много времени. Несколько уколов,
компрессы — и все будет в порядке.
…Марголис оказался на Большом проспекте через полчаса, а вот
с квартирой № 48, расположенной на последнем — шестом — этаже, пришлось
повозиться. Дерзкая кокотка (именно такой она рисовалась Марго-лису после
телефонного разговора с Вороновым) ни в какую не хотела открывать ему дверь. Из
квартиры доносился только надсадный собачий лай. А голос «кокотки» и вовсе разочаровал:
не было в нем никакой победительной уверенности, так, робкая домработница,
запершаяся на все замки в отсутствие хозяев, — вот и все. И все же
Марголис был настойчив. Не моргнув глазом, он выдержал пассаж о милиции и даже
намекнул, что сам имеет к ней отношение (это была чистая правда-у Марголиса по
долгу службы было несколько знакомых в правоохранительном ведомстве). Но и это
не произвело на даму никакого впечатления. Похоже, в далекой юности она
подверглась нападению маньяка в лифте и теперь со всеми незнакомцами держала
ухо востро. И все же после десятиминутной осады замок щелкнул, дверная цепочка
натянулась, и дверь приоткрылась.
— Что-то случилось? — Не такая уж она и смазливая,
во всяком случае, не в его, Марголиса, вкусе: под тридцатник, миловидное личико
провинциальной швеи; высокие скулы можно считать даже симпатичными, а вот веки
тяжеловаты. И никакого особенного sexy во взгляде. Только рот хорош
безоговорочно. Похожа скорее на брошенную мать-одиночку, чем на проститутку. Да
еще высокооплачиваемую.