— А я думала, все собаки преданы хозяевам… Не только
доберманы..
— Заблуждение. Все собаки преданы миске с едой и
мозговой кости.
Наталья поморщилась. И как с такими взглядами на миропорядок
Шурик Зайцев дослужился до должности старшего менеджера? Сегодня поставлена под
сомнение верность собак, а завтра? Завтра будут распяты достижения сексуальной
революции…
Без трех минут шесть Наталья уже входила в здание редакции
«Pussy cat». Журнал для золотой клубной молодежи делил кров еще с тремя
изданиями: прокомму-нистической газетенкой «Звезда Октября», музыкальным
обозрением «Русская рулетка» и совсем уж двусмысленным гомоальманахом
«Гей-славяне». Несмотря на разницу в идеологических платформах, издания вполне
мирно уживались друг с другом и даже периодически — раз в квартал — устраивали
совместные посиделки с выбором «Мисс Пресса» и «Мистера Пресса». В номинации
«Мистер Пресса», как правило, лидировала «Звезда Октября». А в «Мисс Пресса»
пальму первенства прочно удерживали «Гей-славяне».
Нинон, как правило, в конкурсах не участвовала, а заседала в
жюри.
Она вообще любила заседать. Малоподвижный образ жизни,
эклеры и две пачки сигарет в день были ее жизненным кредо.
Вот и теперь она сидела в своем маленьком прокуренном
кабинете и набирала на компьютере очередную нетленку ко Дню святого Валентина:
«Что вы знаете о французском поцелуе».
Наталью она не узнала.
— Вы ко мне, девушка? Подождите, я сейчас закончу….
Наталья присела на краешек гостевого кресла, забросила ногу
на ногу и рассмеялась.
— Нинон!
— Простите? — Нинон оторвалась от компьютера и
пристально взглянула на Наталью.
— Ну, ты даешь, старая корова. Это же я…
— Что-то припоминаю. — Лицо Нинон болезненно
сморщилось, а щеки задрожали.
— Вот так всегда. Когда блудный сын возвращается домой,
последними, кто его узнает, оказываются любящие родственники.
— Наташка?! Ты, что ли?
— Шесть часов! — Наталья кивнула подбородком на
часы, висящие на стене. — Теряем время.
— Наташка? — Нинон все еще не могла прийти в себя
от удивления.
— Ну да. Что, сильно изменилась?
— Нет… Но… С какого архара ты сняла эту шкуру?.. И
вообще… Что происходит?
— Кое-какие перемены.
— Это что? — Нинон, кряхтя, поднялась с кресла,
приблизилась к Наталье и со всех сторон обнюхала дубленку. — Таких вещей в
твоем репертуаре не было никогда. Плата за ночь любви? Кто он?
— В некотором роде. Плата за ночь. Я все должна
рассказать тебе. Ты обещала приличное кафе, если память мне не изменяет.
Спустя двадцать минут они уже сидели в любимой забегаловке
Нинон. «Тридцать три лося» славились домашней выпечкой, ненавязчивыми джазовыми
композициями и засильем коллег-журналистов. Нинон заказала скромный вечерний
десерт и приготовилась слушать. Рассказа Натальи о ночи, проведенной в квартире
Дарьи Литвиновой, хватило ровно на четыре эклера. Нинон деловито вытерла губы и
откинулась на спинку кресла.
— По-моему, ты офигела, — задумчиво сказала
она. — Заметь, крепких выражений я не употребляю. Это не в правилах нашего
журнала.
— Я знаю. Ты думаешь, я идиотка?
— Ты авантюристка. Как оказалось. Вломилась в чужой
дом, втиснулась в чужие вещи, да еще и выкрасила волосы чужой краской. Ты
будешь гореть в аду.
— Ты думаешь?
— Или сидеть в каталажке…
— Послушай, Нинон, — Наталья поставила локти на
стол. — Ничего криминального я не совершила. Я же не виновата, что собака
прибилась ко мне. И потом, ты сама посоветовала отвезти ее по адресу.
— Что-то не припоминаю, чтобы я советовала тебе
вторгаться на чужую территорию. Неприкосновенность жилища у нас пока
гарантируется законом.
— А как бы ты поступила на моем месте?
— Во всяком случае, не стала бы влезать в чужой
почтовый ящик. И вскрывать письмо, которое адресовано совсем не тебе.
— Разве? Какая же ты после этого журналистка?
— Сдаюсь… Но…
— Ты же отказалась приютить собаку. А у меня на
Петроградке тоже ситуация аховая. Что было делать?
— Сдать собаку в приют, а ключ положить туда, где он
лежал.
— Он лежал в совершенно беззащитном почтовом ящике,
который открывается шпилькой. Его могли достать непорядочные люди.
— А порядочная девушка не нашла ничего лучше, как
применить эту самую шпильку. И влезть в чужую квартиру.
— Это не чужая квартира. Это квартира Тумы.
— Это еще кто такая? — удивилась Нинон.
— Собака. Собаку зовут Тума… Разве я тебе не говорила?
— Но зачем ты взяла чужие вещи? Наталья перегнулась
через стол и вцепилась в рукав Нинон.
— Невозможно было удержаться… Ты понимаешь? Там такие
шмотки… Просто кровь в жилах стынет…
— А если хозяйка вернется?
— Хозяйка укатила в Ниццу.
— Ты и это успела выяснить? А если она вернется сегодня
вечером? Если уже вернулась?
— Объясняю еще раз. В холодильнике стояло молоко. А на
молоке стояла дата. Третье февраля. Третье. А сегодня девятое.
— Ты, я смотрю, не только авантюристка, но и частный
детектив. Причем не очень хороший. А может, она отправилась в эту свою Ниццу на
шесть дней, откуда ты знаешь?
— Нинон! — Наталья достала сигареты и
закурила. — Я занимаюсь туристическим бизнесом уже четыре года. Шесть дней
— не срок для тура. Есть неделя, есть две, есть десять дней.
— Плебейка! — Нинон саркастически затрясла пудовой
грудью. — Возвращайся в свой Днепропетровск. Не думаю, что такая
обеспеченная дамочка, как эта твоя Дарья Литвинова, будет бегать с группой от
одной достопримечательности к другой. Может, она вообще в Монте-Карло
отправилась, капиталы спускать. Или решила оттянуться с возлюбленным среди
орхидей. Таким женщинам туры не нужны, они их унижают. Ясно выражаюсь?
— Куда уж яснее. — Наталья нахмурилась.
Проницательная Нинон только озвучила ее мысли, не больше.
— И потом этот ее кекс… Как, ты говоришь, его зовут?
— Денис.
— Ага. Этот Денис — типичная акцентуированная личность
с ярко выраженными фобиями. Сегодня он кладет ключ в ящик, а завтра… Завтра он
припрется и начнет высаживать двери. Хотела бы я на тебя посмотреть в этот
момент.
— Он уехал в Москву. И будет десятого. То есть только
завтра.
— Его письмо у тебя?
Наталья достала из портфеля письмо и протянула его Нинон. И
пока раскрасневшаяся от эклеров Нинон изучала неровные и отчаянные строчки,
Наталья молча любовалась подругой. Подглядывание в замочную скважину и участие
в чужих судьбах делает Нинон чертовски привлекательной. Этакая стокилограммовая
праматерь человечества, всевидящее око и перст судьбы по совместительству.