— Как, вы сказали, его зовут?
— Гай Маттиоло.
— Вы с ним знакомы?
— Господи, как я могу быть с ним знакома! — Tea
попыталась вырваться из цепких лап толстухи, но лишь запуталась в них еще
больше. Раздувшаяся паучиха Минна знала толк в беспечных мухах, принадлежащих к
афро-русскому подвиду Тропининых-Мкамбе. Обездвижив жертву, она неожиданно так
сильно тряхнула ее, что из жилета посыпались.., ложки!
Самые обыкновенные чайные ложки числом три! Картинно
звякнув, они картинно упали на пол и так же картинно рассыпались веером.
— Что это? — прокурорским голосом спросила
Минна. — Презент сотому покупателю жилета от торгового дома имени.., как
его… Гая Маттиоло?
Tea молчала.
Молчали и все остальные. А Ботболт, присев на корточки,
шарил руками по ложкам. Перебрав все три, он подбросил их на ладони, протер
вытащенным из кармана куском белой фланели и меланхолично сказал:
— Это наше столовое серебро. Ранее принадлежало семье
Отто фон Шенхаузена Бисмарка, первого канцлера Германии. Было куплено хозяином
в Лондоне, на аукционе, в позапрошлом году.
— Не в Риме? — уточнила Минна.
— В Лондоне. Набор из шести штук.
— Что ж вы все не прикарманили, дорогая Tea? А
ограничились только тремя? Или на развод оставили? Так сказать, для сохранения
популяции?
— Сука! — процедила Tea и наконец-то вырвала полы
жилета из тисков Минны.
— Я сука? — несказанно удивилась Минна. — Она
ложки ворует, а я — сука? Интересное кино.
— Я не воровала ложки.
— А как они оказались в вашем тряпье за тысячу
восемьсот сорок один доллар? Из воздуха материализовались?
— Понятия не имею. Может, и материализовались…
— Вы только посмотрите, какая наглость! — Минна обратилась
за поддержкой к присутствующим. — Ее за руку схватили, а она утверждает,
что рука не ее!
— Стыдно, дорогая Tea! — находящаяся в
относительной безопасности Софья, засучив рукава, тотчас же начала формировать
общественное мнение. — Правда, я теперь не знаю, стоит ли мне по-прежнему
называть вас дорогой…
— В гробу я видела, как вы меня назовете!
— Нужно называть вещи своими именами. — Минна
никак не могла успокоиться. — Дорогая Tea — воровка. Воровка! Домушница! А
еще книги пишет! Издается миллионными тиражами.
— Не издается она миллионными тиражами, —
поправила коллегу Софья. — Хотела бы издаваться, да ничего не получается!
Бодливой корове бог рогов не дал.
— Кто это из нас корова? — моментально
отреагировала Tea. — Во мне живого веса пятьдесят четыре килограмма! Не то
что у некоторых! Пишут о субтильных героиньках, а самим давно пора в клинику
ложиться! От ожирения лечиться!
В огород сочинительницы романтических триллеров Минны
Майерлинг был брошен самый увесистый за сегодняшний вечер камень. Но Минне было
плевать на огород, она предпочитала сад, оранжерейные изыски и кюветки с
клубнями голландских тюльпанов.
— Вы посмотрите, как она стрелки переводит,
воровка! — пророкотала толстуха. — Валит с больной головы на здоровую!
И ваш таинственный поклонник из ЮАР… Может, и не было никакого поклонника, а
перстень этот вы украли! Умыкнули из какой-нибудь частной коллекции! С вас
станется!..
Что ж, империя нанесла ответный удар, и Tea не выдержала.
Она ощерила диковатые, ослепительно-белые зубы и пустила прозрачную злую слезу.
— Не троньте мой перстень своими вонючими лапами! И..,
если уж на то пошло… Я что, одна должна выступать здесь в роли дешевой
стриптизерки? Почему бы и вам не обнажиться?
— В каком смысле — обнажиться? — заволновался
вдруг Райнер-Вернер, о существовании которого (в дымчато-зеленом свете
последних событий) я как-то подзабыла. — Раздеться, что ли?
Tea презрительно осмотрела мясомолочную тушу Минны и скелет
Софьи, явственно проступающий сквозь одежду.
— Н-да… Думаю, если мои коллеги начнут раздеваться, это
не доставит присутствующим особого эстетического удовольствия… Прямо скажем.
Пусть они вывернут сумки.
— Это еще зачем? — выдохнули обе конкурентки
Теодоры-Эйприл-Вивиан-Октавии Мкамбе.
— Затем. Я отдуваться за всех не собираюсь.
— Действительно, дамы. — Чиж неожиданно принял
сторону Tea. — Почему бы вам не ознакомить нас с содержимым ваших сумок?
— Это произвол, — возопила Минна.
— И нарушение закона, — гаркнула Софья. —
Может быть, у вас есть ордер на обыск?
— Замечательно! — гаркнула Tea. — В отношении
одних закон действует, а других можно трясти без всякой бумажки!
— Если хотите, я тоже продемонстрирую содержимое своей
жилетки. И все остальные, думаю, не будут возражать. Правда?
Оранжерейные лианы закачались в моих глазах и
самопроизвольно принялись сворачиваться в удавки. Если сеанс коллективного
стриптиза состоится, одна из них затянется на моей шее. Черт меня дернул
украсть ключ-пантеру у мертвого Доржо (или Дугаржапа)!.. Черт дернул Tea
украсть серебряные ложки у хозяина! Черт дернул Минну эти ложки обнаружить!
Черт дернул Чижа проявить нездоровую инициативу!.. И уже не черт дернул, а бес
попутал нас всех: мы копошимся в маленьких грязных тайнах, совершенно забыв о
благородном, исполненном неподдельной страсти преступлении!
Что ж, Аглая в своих “Стыдливых снах” как в воду глядела…
— Давайте, Минна! Начнем с вашего кисета.
— А почему именно с моего?
— Вы отказываетесь? — Tea больше нечего было
терять, ведь ложки она уже упустила. — Вам есть что скрывать?
— Нет, но…
— Тогда в чем же дело?
— Хорошо… Но там нет ничего интересного. Кроме трубки и
табака.
— Вот мы и посмотрим Что-то явно беспокоило Минну:
грудь ее вздымалась, а подбородки нервно подрагивали.
— Я соглашусь на это… Если и дорогая Софья меня
поддержит.
Железобетонная Софья не выказала никакого желания поддержать
коллегу по перу.
— Неужели вы пойдете на поводу у этой своры любителей
подглядывать в замочную скважину, дорогая Минна? — спросила она.
— Нет, но…
— Если дамы стесняются, мужчины могут подать им пример.
Не правда ли, господин Рабенбауэр? — процедил Чиж.
— Я — гражданин Германии, — затянул старую песню
Райнер-Вернер. — И у нас такие процедуры не приняты… Во всяком случае, без
санкции. Я вообще вправе не производить никаких действий, не посоветовавшись с
адвокатом!
— Здесь не Германия, а Россия. И у нас принято все. Так
что просто будь мужиком, фриц!