— Привидений не существует, — отрезал
Ботболт. — Привидений не существует, а ваза разбилась сегодня. Но как же я
не заметил этот осколок?!
Он поднял голову и указал нам на самую верхнюю полку шкафа.
Там, в керамических зарослях из кувшинов, горшочков, копилок и мордатых
кооперативных нимф-подсвечников, зияла теперь довольно ощутимая проплешина.
Брешь на фланге сомкнутых рядов была такой наглой и лезла в глаза так
назойливо, что я даже удивилась, почему не заметила ее раньше!
— Она стояла вон там.
— А потом упала и разбилась?
— Да.
— Вот так просто упала и разбилась?
— Нет, сделала кульбит в воздухе! И
сальто-мортале! — не выдержала я. — Ну что ты ко всему цепляешься,
Чиж! Уже и вазу заподозрил в сговоре с убийцей!
— Ничего я не заподозрил, — огрызнулся Чиж. —
Посуда, стоящая на полке, просто так не бьется. И потом: эта ваза — самая
крайняя в ряду. Если смотреть на нее со стороны оранжереи. Вы видели, как она
разбилась?
— Нет, — секунду подумав, произнес Ботболт. —
Не видел.
— Когда это произошло? Во время ужина? —
Возбуждение Чижа нарастало с каждой минутой: волосы его побелели, щеки
покраснели, а глаза сияли теперь нестерпимой библейской синевой. Еще секунда, и
он разразится Нагорной проповедью! Я даже залюбовалась им исподтишка,
моментально изменив подбрюшью господина Рабенбауэра.
— А вы откуда знаете? — Ботболт позволил себе
намек на удивление. — Она разбилась, когда я нес шампанское в зал. Это
имеет значение?
— Еще какое! А где осколки?
— В мусорном ведре. Я вернулся и собрал их.
— Вернулись из зала?
— Нет. До зала я тогда не дошел. Вернулся с полдороги,
посмотреть, что случилось. И увидел, что осколки вазы валяются на полу.
— А шампанское?
— А шампанское я поставил сюда, на край стола.
— И сколько времени у вас ушло на то, чтобы собрать
осколки?
— Не знаю… Что их собирать! Секундное дело.
— Тащите их сюда!
— Кого?
— Да осколки же!
Ботболт пожал плечами, но просьбу Чижа все-таки выполнил. Он
открыл дверцы шкафчика под мойкой и выудил оттуда плотно набитый пакет из-под
молока.
— Это и есть мусорное ведро? — изумился Чиж.
— Я использую это как мусорное ведро. Мусора у нас
мало, и к тому же он не задерживается в доме.
Из импровизированного ведра были извлечены огрызки
краснофигурной композиции числом четырнадцать. И они же спустя секунду,
несмотря на молчаливые протесты Ботболта, щедро усеяли пол перед шкафом.
— Сделаем так. Сейчас я засеку время, а вы по моей
команде начнете собирать черепки. И старайтесь делать это в том же темпе, в
котором делали тогда, во время ужина. Задача ясна?
— Чего уж неясного…
Чиж уставился на часы и дал отмашку рукой. И огромный
Ботболт, который мог бы без всякого ущерба для здоровья выступать в
коммерческих матчах боксеров-супертяжеловесов, высунув язык от усердия,
принялся хватать осколки и сбрасывать их в пакет. Оплакивая тот самый черепок,
который он не заметил. На этот мартышкин труд, если верить Чижу, у него ушло
ровно пятнадцать секунд.
— Мало! — нахмурился Чиж, зафиксировав
время. — Мало, не успеть. Скажите, Ботболт, вы вышли из кухни, как только
собрали осколки?
— Ну да.
— И больше не задерживались?
— Нет. Я собрал осколки и вытер воду… Известие о воде
пригнуло Чижа к полу. Чтобы не упасть, он даже ухватился за мой локоть.
— Воду? Вы сказали — воду?
— В вазе почему-то оказалась вода. Это странно, там ее
не должно было быть… Но она там была!..
— Вот! — заверещал Чиж. — Вот оно! Вода,
конечно же! Давайте повторим то же самое, но уже с водой!
— Вы хотите, чтобы я налил воды на пол? — Ботболт
несказанно удивился такому эксцентрическому предложению Чижа.
— Хочу.
— Зачем? Зачем я должен разливать воду? Пол чистый,
зачем же…
— Это следственный эксперимент, Ботболт. Не ломайтесь.
Только через минуту Ботболт согласился на святотатство по
отношению к навощенному и натертому полу. Он достал из-под мойки чистую
скатерть, которую почему-то обозвал половой тряпкой, аккуратно разложил
черепки, аккуратно пролил воду и так же аккуратно принялся ее вытирать. Теперь
мартышкин труд занял гораздо больше времени и вплотную приблизился к отметке
“одна минута восемь секунд”.
— Что теперь? — закончив, поинтересовался Ботболт.
— Ничего. — Чиж загадочно улыбнулся. — Просто
у нас появилась лишняя минута. И даже чуть больше. Скажите, Ботболт, это вы
заперли ящики в буфете?
— Я, а что?
— Вы всегда их запираете?
— Всегда. Стараюсь, во всяком случае.
— А зачем?
Ботболт нахмурился: стоит ли доверять первому встречному
родные скелеты в шкафу? Вернее, в буфете. Но, по зрелом размышлении, решил
все-таки поведать нам о малоприятных полусемейных тайнах.
— У парней проблемы с алкоголем. Не всегда, но
случается. А уж если к ним на язык попал градус, все, пиши пропало. Не
успокоятся, пока не вылакают все, что найдут под рукой.
— Зачем же вы держите пьяниц? — И любителей
групповой терапевтической порнолирики, мысленно добавила я. — Нашли бы
непьющий персонал.
— Это не персонал, — обиделся Ботболт. — Это
родственники хозяина. Дальние, но родственники. Жили при Эцагатском дацане, но
отличались порочным нравом. Потому тайше Дымбрыл и выписал их сюда. Вроде как
на воспитание. И на просветленную помощь по хозяйству.
Хорошенькое “воспитание”! Хорошенькая “просветленная
помощь!”. Брелок-“камасутра”, бутылочный склеп за диваном и нахальное дрочилово
перед экраном телевизора в режиме нон-стоп! Когда только они успевали тарелки
перемывать и подкармливать собачек при такой напряженной и полной соблазнов
жизни?..
— Дальние родственники, понятно. Дальние родственники
зарились на хозяйские запасы? — поинтересовался Чиж.
— Я старался этого не допускать. — Ботболт скромно
потупил глаза.
— Верю. А сегодня ящики тоже были закрыты?
— Конечно. Это был такой день! Много гостей. Много
работы. За всем нужно следить… Я получил инструкции от хозяина…
Все, сказанное Ботболтом, совсем не вязалось с
послеобеденной Минной. И с ее робким пребыванием на кухне. И гостеприимно
распахнутыми дверцами шкафа, из которых я лично выудила две бутылки “Абсолюта”
и две банки джин-тоника. Опять же по наущению Минны.