Потрясающая наблюдательность!
— Потрясающая наблюдательность, — сказала
я. — Всех остальных вы прощупали так же? Чиж смутился.
— Ну, речь сейчас не о них, а о вас. Конечно, мне бы
очень хотелось ошибиться и утешить вас тем, что ваша работодательница умерла
своей смертью. Пусть нелепой, но своей…
Цветы! Когда они успели прорасти в благодатной тьме
организма? Распуститься в желудке и набраться сил в печени?.. Я почти физически
ощущала, как внутренние стенки моего тела покрывает цветочный ковер. Если я ни
с кем не поделюсь этой тайной, она убьет меня! Задушит пьянящим ароматом.
— Нет, Петя. Она не умерла своей смертью. Ее убили. Я
знаю это точно.
— Да?
— Видите ли… Ей угрожали. Довольно долгое время.
Сначала пришла записка.
— Какая записка?
— По почте. Конверт без обратного адреса. В конверте
был листок с одной фразой: “Бойся цветов!” — распространяться о “суке” перед
посторонним мне не хотелось. — Потом было несколько букетов — тоже без
обратного адреса.
— А Аглая?
— Аглая отнеслась к этому достаточно легкомысленно. Она
посоветовала мне выкинуть дурные мысли из головы и не заморачиваться пустяками.
В конце концов, на орбите каждой звезды обязательно найдется пара-тройка
сумасшедших поклонников…
— Н-да. — Чиж сокрушенно покачал головой.
— Но это еще не все. Сегодня, когда я зашла к ней…
Перед ужином… Кто-то подбросил ей в спальню цветок.
— Какой цветок?
— Тот самый, который теперь приколот к ее платью. Аглая
решила, что это подарок хозяина. Милая деталь, способная порадовать гостя.
— Да уж, милая!.. Почему же вы раньше не сказали обо
всем?
Действительно, почему? Или это был подсознательный страх за
свою собственную жизнь? Любое упоминание о цветочной записке стало бы сигналом
для убийцы: берегись, в живых остался человек, который знает чуть больше, чем
все остальные! И кто даст мне гарантию, что яда у убийцы больше не осталось?..
— Почему не сказала? Потому что никому не пришло в
голову спросить… Так какие соображения у вас имеются?
— Если это и убийство, то очень странное, —
издалека начал Чиж.
Не более странное, чем записка трехмесячной давности.
— И чем же оно так вас удивило?
— Не знаю, как вам объяснить. — Чиж запустил
пальцы в волосы. — Оно… Оно очень сложное! Оно какое-то.., придуманное!
Яд, надо же! Нужно быть математиком со степенью, чтобы просчитать его и
уберечься от случайностей. И еще. Чтобы совершить его, нужно быть по крайней
мере перворазрядником по прыжкам в длину!
— Вы полагаете?
— Конечно! Давайте попытаемся восстановить всю картину.
Или, во всяком случае, ту ее часть, которая касается шампанского и кухонной
двери.
— Давайте.
— Яд подсыпали в бутылку, вы согласны?
— Если это сделал не Ботболт, то да.
— Когда можно было подсыпать яд в бутылку, чтобы не
отравить никого, кроме Канунниковой? Когда она разбила бокал, верно?
— Да.
— Итак, Аглая Канунникова разбивает бокал… Вы были
рядом с ней, постарайтесь вспомнить, что произошло потом.
Я прикрыла глаза, стараясь восстановить в своем собственном,
не очень-то податливом воображении события у шахматной доски.
— Значит, так. Аглая проиграла немцу в шахматы, но со
своим поражением не согласилась.
— Она хорошо играет в шахматы?
— Она никогда не упоминала об этом. Возможно, она
когда-то и играла — с папой или с соседским мальчиком… Но никакой системы в ее
игре нет. У немца, кстати, тоже. Это даже не любительский уровень.
— Вы разбираетесь в шахматах?
— Скажем, я имею об этом представление. — О своем
разряде я предусмотрительно умолчала. — Мы отвлеклись. Аглая проиграла,
вспылила, и примерно в это же самое время в зале появился Ботболт с шампанским.
— В это самое время или чуть раньше?
— Господи, я не помню точно… Но, в конце концов, вы же
снимали все это камерой!
Странно, что счастливая мысль о камере пришла мне в голову
только сейчас. Но еще более странной оказалась реакция Чижа. Он залился
краской, как старая дева, в присутствии которой произнесли слово “минет”.
— Н-не думаю.., что это прольет свет…
— Как это — не думаете? Ведь вы же все время снимали!
— Боюсь, именно этот момент я упустил…
— Разве вы не должны были запечатлеть на пленку
писательниц?
— Я отвлекся… Интересно, на кого?
— ..давайте все же вернемся к шахматной партии,
Алиса. — Чиж так отчаянно хотел реабилитироваться в моих глазах, что рот
его повело в сторону, а кончик носа причудливо изогнулся.
— Ну, хорошо. Еще во время игры Аглая сообщила
Ботболту, что хочет произнести тост. Ботболт отправился за шампанским.
— По-моему, в пятый раз за вечер.
— В шестой, — уточнила я.
— Ну, это не суть важно. Важно то, что когда он
вернулся, то первым подошел именно к Аглае. Правильно?
— Да. Ведь это была ее идея… С тостом. Аглая сняла
бокал с подноса. То же самое сделал Райнер-Вернер. Ботболт отошел, и больше я
за ним не следила. Очевидно, он отправился раздавать выпивку остальным гостям.
— Да.
— Не знаю, сколько времени ушло у Аглаи на препирательство
с немцем. Может быть, минуту, может быть — чуть больше. Я только помню, что,
когда Аглая выловила Ботболта на противоположной стороне зала, на подносе
оставался один бокал.
— Его взяла ваша подруга.
— Да. Его взяла Дарья.
— Кстати, как давно вы знакомы?
— Много лет. Мы дружим еще с университета. Правда, в
последние годы мы редко виделись…
— Она ведь не жалует вашу работодательницу, насколько я
понял?
— Ну и что?
— Нет, ничего. Когда ваша подруга взяла бокал,
оказалось, что Аглая Канунникова осталась без шампанского. И Ботболт отправился
обратно на кухню. Сколько ему понадобилось времени, чтобы дойти до кухни и
наполнить бокал шампанским?
— Не знаю… Минуты три? — неуверенно произнесла я.
— Да, он не очень-то расторопен. Впрочем, время легко
установить при следственном эксперименте… — Чиж многозначительно поднял брови.
Уж не он ли собирается проводить следственный эксперимент? — Итак, Ботболт
возвращается с отравленным шампанским на подносе. Аглая берет бокал, и к этому
моменту все присутствующие столпились вокруг нее. Ведь тост должна произнести
именно она… Поправьте меня, если я неточно изложил события.
