— Ну, насчет галиматьи я бы поостерегся. — Голова
Чижа снова гордо вознеслась над папоротником.
— Это почему же?
— Здесь кое-что есть. Кое-что, что может пролить свет
на тайну двери. Бросьте мне вашу перчатку. Бот-болт! Лучше правую, так будет
удобнее…
На то, чтобы стянуть перчатку с руки, Ботболту понадобилось
некоторое время. Странная нерасторопность для лакея — если, конечно, его не
вывезли из захудалого дацана в Притибетье пару месяцев назад. Интересно, чем он
вообще занимался, прежде чем получил из щедрых рук Дымбрыла Цыренжаповича
Улзутуева будку, миску и сахарный мосол?..
Через секунду перчатка оказалась в руке Чижа, а еще через
секунду он победно поднял над собой кусок какой-то ткани.
— По-моему, это первая серьезная улика, —
благоговейно прошептал он.
— И что же это такое? — заинтересовались дамы.
— Платок.
— Тоже мне, улика! — фыркнула Tea. — Может
быть, он лежит там со времен братьев Райт, Блерио и первого перелета через
Ла-Манш…
— Исключено. — Для бурята Ботболт был
подозрительно эрудированным. — Строительство дома начато в 1993-м, а
закончено в 1995 году. У меня есть все бумаги…
— И что же это за платок, голубчик?
Софья — эта прожженная весталка храма правосудия — питала
слабость к крохотным, невесомым и трепещущим, как крыло бабочки, вещицам, в
просторечии именуемым уликами.
Чиж картинно поднес к платку свою импровизированную лупу.
— Та-ак… Платок батистовый, хорошего качества, а в углу
даже имеется монограмма.
— Какая же? — выдохнула Tea.
— Какая же? — выдохнула Софья.
— Монограмма… “ММ”.
"MM” — только одному из всех присутствующих в оранжерее
людей сопутствовало это незатейливое сочетание букв.
ММ — Минна Майерлинг.
В оглушительной тишине послышался жалобный скрип кадки.
Минна попыталась встать с нее — и не смогла. Пудовая грудь ее безвольно упала
на живот, а лицо позеленело и приобрело восковой оттенок: теперь оно почти не
отличалось от листьев фикуса, паривших над толстухой.
— Почему это вы на меня уставились? — сглотнув
слюну, наконец прошептала она.
Некоторое время все сосредоточенно молчали.
— Потому что вы единственная среди нас, чьи имя и
фамилия начинаются на букву “М”, — подсказала несчастной Софья.
— Это ничего не значит… Мерилин Монро имела те же
инициалы. И Мария-Магдалина… И.., и африканское восстание маджи-маджи!
— Они-то здесь при чем?
— Ни при чем! Так же, как и я…
Чиж разбежался и одним прыжком преодолел растительность,
отделявшую пространство перед дверью от остальной оранжереи. Это был
впечатляющий прыжок; такой впечатляющий, что Райнер-Вернер присвистнул, а Дашка
зааплодировала. По-прежнему держа платок в руках, Чиж двинулся к Минне. И
распялил его на всеобщее обозрение — кусок тонкого батиста; плотные, похожие на
взбитые сливки, кружева по краям. И жирненькая красно-черная монограмма в углу.
— Посмотрите, это не ваш платок? Минна мелко
затряслась.
— Ну, так как? Что скажете?
— Да… Это мой платок. У меня дюжина таких платков… Там,
наверху, в комнате. Я всегда беру с собой платки, у меня хронический гайморит…
И воспаление носовых пазух.
— Хронический гайморит, надо же! — не удержалась
Tea. — А за весь вечер ни разу не высморкалась! Минна перестала трястись и
заплакала.
— Москва слезам не верит! — хмуро бросила Софья.
После этой фразы, больше приличествующей инспектору детской комнаты милиции,
Минна была сломлена окончательно. Простодушно-русское и так любовно вышитое
“ММ” моментально превратилось в изысканный готический англицизм: “Mysterious
Murderer” <Таинственный убийца (англ.).>. Стопроцентные
североамериканские индейцы, орегонские собутыльники госпожи Майерлинг, были бы
тронуты.
Очевидно, так думала не только я. Даже Tea проявила странную
для беллетристки живость ума.
— “Таинственный убийца!” — с пафосом произнесла
она. — Кажется, так назывался ваш первый роман, дорогая Минна?
— Да, но…
— А как бы перевели это название ваши
друзья-американцы?
Грудь Минны наконец-то отлепилась от живота и заходила
ходуном. И от этой вибрации с фикуса начали медленно облетать листья.
— Таинственный убийца! Mysterious Murderer! He правда
ли, похоже на аббревиатуру “ММ”?
Что ж, ничего не скажешь, грациозная мулатка
Теодора-Эйприл-Вивиан-Октавия Мкамбе сделала такой же грациозный ход. Даже
суровая Софья с ее (о жалость!) недоношенным школьным то ли испанским, то ли
немецким была вынуждена признать красоту этого хода. А, признав, попыталась
перехватить инициативу.
— Не просто похоже, а одно лицо, — заявила
она. — И один и тот же приемчик! Если память мне не изменяет, дорогая
Минна, в этом вашем романе… “Таинственный убийца”.., герой-маньяк оставлял
что-то подобное на месте преступления.
— Не “что-то подобное”, а именно платки с
монограммой. — Tea победительно рассмеялась. — Придумали бы
что-нибудь новенькое, дорогая Минна!
— Вы-то откуда знаете о платках с монограммой в моем
романе? — рявкнула Минна. — Ведь во всех своих бездарных интервью вы
говорите, что никогда не читаете произведения конкуренток!
— Все так говорят. Все говорят, что не читают
конкуренток, и все говорят, что читают Агату Кристи. И то только потому, что
она умерла! Разве нет?
— Сколько, вы сказали, у вас платков, дорогая
Минна? — снова вклинилась Софья. — Дюжина?
— Дюжина! Двенадцать! — подтвердила Tea.
— Так-так… Сегодня вечером нас было девять, включая
доблестного Ботболта и исключая саму дорогую Минну… Плюс два алкоголика в
гараже, плюс радушный хозяин! Итого ровно двенадцать! Двенадцать участников
драмы — двенадцать платков! Вы обо всех позаботились, надо же! Первая жертва
уже есть, кто следующий?
— Да, кто следующий?! — как эхо повторила за
Софьей Tea. — Кто?..
Минна беспомощно переводила взгляд с одной обличительницы на
другую. А те, на секунду застыв, как соляные столбы, вдруг начали стремительно
сближаться. Еще полметра — и они упадут друг другу в объятья и сольются в
экстазе просветленного знания!
Но объятий не последовало.
Напротив, Софья и Tea замерли. И пригнули головы. Мне даже
показалось, что челюсти их выдвинулись, как паучьи хелицеры.
— Это мой сюжет, дорогая Софья! — брызнула ядом
Tea. — Руками не трогать.
— С каких это пирогов он ваш, дорогая Tea? —
брызнула ядом Софья. — Ведь это я его озвучила! Я, а не вы!..
