Дверь находилась в самом дальнем углу оранжереи. И нужно
было сильно постараться, чтобы обнаружить ее среди зарослей веерных пальм и
лиан, свешивавшихся прямо с потолка. Ближние подступы к ней охраняли целая
плантация папоротника и цветочный молодняк. К папоротникам вела узкая,
выложенная плиткой дорожка, терявшаяся в зарослях. Прямо перед клумбой дорожка
раздваивалась, и плиточный отросток вел к небольшому тупичку, в котором стояло
массивное кресло. Один конец клумбы упирался прямо в стену, другого вообще не
было видно.
Я и глазом моргнуть не успела, как Чиж, разбежавшись,
перемахнул через клумбу и приземлился на небольшом пятачке перед дверью.
Его пример оказался заразительным.
— ..Ни к чему не прикасаться! — завопил Чиж,
стоило только дамам приблизиться к двери на расстояние нескольких метров и
вплотную подойти к клумбе. — И ничего не топтать!
— Хозяину это не понравится, — поддержал Чижа
Ботболт. — Там растут его любимые флоксы!
— Никто не покушается на ваши флоксы, дубина! —
процедила Софья, но так и не решилась приблизиться к двери. И даже сделала
несколько шагов назад.
Ее примеру последовали все остальные. А Минна, тяжело дыша,
направилась к креслу. Она уже готова была втиснуть в него телеса, когда
раздался голос Ботболта:
— Это кресло хозяина. Никто не должен сидеть в кресле
хозяина!
— Скажите пожалуйста! — проворчала Минна, но
окрику все же подчинилась. И, отойдя от кресла, присела на край кадки с
разжиревшим фикусом.
— Интересно, почему все так переполошились из-за этой
двери? — задала вполне уместный вопрос мулатка Tea. — Объясните мне,
пожалуйста, вы, специалист по ядам!
Чиж покраснел, открыл рот, как будто собирался что-то
сказать, — и не сказал. И бросил умоляющий взгляд на Дашку.
— Это была ваша идея, Дарья. Развивайте.
— Я подумала вот о чем… Если наш друг Ботболт не
является отравителем…
— А почему это ваш друг Ботболт не является
отравителем?! — Tea сделала ударение на слове “ваш”. — Разве кто-то доказал
обратное?
— Нет. Но это было бы нелогично. Ведь подозрение падет
прежде всего на него. Вы же сами сказали: он подал Аглае Канунниковой… — Дарья
едва удержалась, чтобы не скрипнуть зубами от застарелой ненависти к этому
имени. — Он подал Аглае Канунниковой бокал. Следовательно, он — первый
подозреваемый. Но ведь он не самоубийца, чтобы самому совать голову в петлю,
правда? Ведь какова цель убийцы?
— А вы не знаете, деточка? Не в курсе дела? Цель убийцы
— убить. Поэтому он и называется убийцей, а не истопником. — Автор
семнадцати леденящих душу триллеров посмотрела на мою бывшую подругу со
снисходительной улыбкой.
— Цель убийцы — убить и не быть пойманным. Иначе
убийство, плодами которого нельзя воспользоваться, теряет всякий смысл. И может
быть смело приравнено к самоубийству. Вы ведь не самоубийца, Ботболт?
— Нет, — после минуты мучительных размышлений
выдоил из себя бурят. И тут же принялся шарить руками на своем поясе —
очевидно, в поисках меча для харакири.
— Вот видите! — обрадовалась Дашка. — Значит,
кто-то сильно постарался, чтобы вы были единственным возможным подозреваемым.
— “Кто-то” — это кто? — осторожно спросила Tea.
— Кто-то, кто знал о существовании этой двери. Все
очень просто: злоумышленник хочет отравить Аглаю Канунникову. Он проникает на
кухню через дверь в оранжерее и подсыпает яд в бутылку с шампанским. Ничего не
подозревающий Ботболт наливает шампанское в бокал и… Остальное вам известно.
— Бред. — Минна покраснела.
— Полный бред. — Софья побледнела.
— Чушь собачья, — резюмировала Tea, сразу же
перевоплотившись из цивилизованной мулатки в дикую, угольно-черную африканку
племени кокофу.
Даже я, столь далекая от детективных хитросплетений,
понимала, что Дашкина теория не выдерживает никакой критики. Она и держалась-то
на одном-единственном зыбком, как песок, факте: Аглая разбила предназначенный
ей бокал. Разбила, а ведь могла и не разбить, если шахматная партия с
Райнером-Вернером закончилась бы в ее пользу.
— А если бы фрау Канунникова не разбила бокал? —
Немец, страдальчески сморщив нос, озвучил мои собственные мысли. — Если бы
она не разбила бокал, ничего страшного бы не произошло, не так ли?
— Ну, не знаю…
— А если бы даже она и разбила бокал, то почему тут же
не взять другой? — Софья решила поддержать немца. — Или вы считаете,
что все шампанское было отравлено?
— Не думаю. — Дашка растерялась. — Ведь мы же
пили потом… Все пили. Кто успел, во всяком случае…
— Следовательно, злоумышленник подсыпал яд только в
один бокал? Тот, который принесли позже? — продолжала наступать Софья.
— Выходит, что так…
— Вот именно! — Минна обмахнула декольте широким
листом фикуса. — И как вы себе это представляете, деточка? Злоумышленник
следит за дорогой Аглаей, он ловит каждое ее движение… Та грохает бокал об пол,
и он опрометью бросается в оранжерею, уже зная, что там находится дверь на
кухню. И всыпает яд в бокал…
— Нет, — Ботболт произнес самую длинную фразу за
сегодняшний длинный вечер. — Не было никакого яда в бокале, на кухне их
два десятка, они стоят на столе, донышками вниз, я просто взял чистый и даже
протер его. А шампанское налил из бутылки.
— Вот видите! — Софья несказанно обрадовалась
новости, которую сообщил Ботболт. — Следовательно, э-э.., злоумышленник
добавил яд в бутылку, если уж мы пошли на поводу у вашей безумной теории. И
провернуть все это он должен был еще до того, как наш громила появится на
кухне. Такой план невозможно придумать на ходу, а тем более ввести в него
элемент случайности. А тем более — осуществить его!
— И все-таки кто-то его осуществил. — Из-за
папоротников показалась лохматая голова Чижа.
Пока Дашка препиралась с писательницами, он успел
обследовать саму дверь и прилегающее к ней пространство.
— Осуществил?! — Теперь уже и Софья хлопнулась на
кадку с фикусом.
— Дверь на кухню открыта! — выдохнул Чиж.
— Она не может быть открыта. — Переубедить
Ботболта было не так-то просто. — Я лично закрывал ее два года назад.
— А она открыта! — Чиж на цыпочках подошел к двери
и аккуратно, одним пальцем, подтолкнул. Дверь тихонько хихикнула петлями и
подалась: в образовавшейся щели можно было даже разглядеть кусок стола и
бутылку.
Ту самую бутылку с “Veuve Cliquot Ponsardin”, которую мы уже
имели счастье лицезреть. На нее так никто и не покусился.
— Она не может быть открыта. — Ботболт все еще
продолжал спорить с очевидным. — Я лично закрывал ее два года назад.
— А ключи от нее сохранились?
