— То-то и оно, что не до кого государыне, ты уж не обессудь. Полезен ей быть не можешь, так что сиди тихо. Коли деньги закончатся, не стесняйся, дай знать, всегда поможем. И зла не держи, в драке чего не бывает, а уж в бедах после драки мы не виноваты. К чему было булавкой глаз ковырять?
Потемкин только зубами заскрипел…
Он выпал из придворной жизни, из жизни императрицы, на целых полтора года выпал. Не было сил просто лежать, второй глаз, к счастью, видел, читать можно, а уж думать и того больше; поскольку никто не отвлекал, Григорий снова взялся за учебу, словно торопясь наверстать все, что за свои гвардейские годы упустил.
После посещения его Алеханом поспешил скрыться в Александро-Невской лавре, там хоть беспокоить не будут. Многие вопросы, которые не успел изучить, пока недолго был помощником в Синоде у Мелиссино, теперь старался постичь. Он словно продолжал выполнять поручение Екатерины, только уже зная, что это ни к чему.
Отпустил бороду и волосы, надел почти рубище. Глаз это, конечно, вернуть не могло, да и душевного спокойствия не добавило, для такого годы нужны, но хотя бы мысли от своей калечности отвлекло и дало возможность головой поработать. В дворцовой суете раздумывать недосуг, теперь с жадностью набросился на теологическую литературу, на историю, размышлять стал над устройством государственным и экономическим.
Полтора года строгого поста и размышлений, душу очистил немало, но не до конца, о своих чаяньях по поводу государыни молчал даже на исповеди. Одному только архиепископу Амвросию, с которым был дружен, в письмах честно писал.
Когда-то, когда у небогатого Григория Александровича не было денег, чтобы перебраться из Москвы в Петербург и обзавестись амуницией и хорошей лошадью, чтобы служить в Конном полку, к которому был приписан еще императрицей Елизаветой, Потемкин рискнул попросить в долг у Амвросия. Архиепископ деньги дал, надеясь, что Гриць не проиграет их в карты.
Деньги принесли удачу; получив от Екатерины после переворота награду, Потемкин поспешил вернуть долг с прибавкой. Но Амвросий взять отказался, прибавку тем паче:
— Сыне, отдай сии средства обители или нуждающимся, пользы больше будет.
И теперь умный Амвросий не советовал Потемкину принимать постриг:
— Не твое это дело, Григорий. Хочешь пользу принести, лучше в миру живи и делом занимайся. От тебя немалая польза России быть может.
Потемкин и сам с каждым днем все больше понимал, что не сможет жить в обители, но не мог придумать, как и чем заняться в свете. О том, чтобы вернуться ко двору, и не мыслил. Иногда появлялась идея стать помещиком, завести большое хозяйство, жениться… Но тут же осаждал сам себя: и это не его, любое хозяйство малым покажется. Побыв рядом с Екатериной и послушав ее на том заседании Сената и Синода, он словно и сам стал мыслить такими же категориями, ему нужно дело на всю страну.
Как же он клял тот вечер и свою попытку ковырнуть чирей булавкой! Но сделанного не вернешь, а жить как-то надо было.
У дьячка, привезшего императрице бумаги из Москвы, левый глаз закрыт черной повязкой. Чувствовалось, что повязка страшно мешает, а глаз болит, потому как то и дело касался его ладонью. Глядя ему вслед, Орлов усмехнулся:
— Как у нашего Циклопа…
Екатерина, вышедшая в приемную, чтобы отдать какие-то распоряжения, поинтересовалась:
— Какого Циклопа?
— Да Гришки Потемкина…
— Отчего же Потемкин Циклоп?
Орлов уже понял, что проговорился, но делать нечего, пришлось объяснять:
— У Гришки левый глаз вытек, тоже с повязкой ходит, вот и Циклоп.
— Потому глаз не кажет ко двору?
— Спрятался где-то, дома нет, слуги, куда девался, не говорят.
Императрица только кивнула, долее расспрашивать не стала, но Григория не обмануло это внешнее согласие — он уже неплохо знал свою Катю.
Екатерина действительно заинтересовалась Потемкиным, но разыскать попросила не Орлова, а Анну Протасову.
Анна Протасова была фрейлиной ловкой и догадливой, она попала ко двору только что, но быстро стала необходимой государыне, потому что умела хранить секреты.
— Аннет, вы должно не знаете Потемкина Григория Александровича? Его надо разыскать, да только осторожно. Главное — не обидеть, знаю, что он глаз потерял, а потому дичится.
— К Вашему Величеству привести?
— Пока только поинтересуйтесь от моего имени состоянием и дайте понять, что я огорчена, но о нем помню.
Анна Протасова прекрасно знала, что лучше всего развязывает языки, а потому на подкуп денег не пожалела. Помнила и то, что государыня благодарной быть умеет — все вернет сторицей и наградит. Но пока для самой Анны лучшей наградой было доверие императрицы. Остальное потом, успеется…
Слуги потемкинские деньги любили не меньше любых других, а потому быстро сказали, где прячется их хозяин — в Александро-Невской лавре. Эва куда забрался!
— Чего он там делает?
— Грехи, видать, замаливает.
Протасова отправилась по указанному адресу. Конечно, далеко ее не пустили, но услышав, что разыскивает Потемкина по повелению государыни, живо все запреты забыли.
— Посидите, сейчас позовут…
Вошедший монах был статным и красивым, невольно залюбовалась, несмотря на черную повязку на левом глазу. Может, он и не монах, но почти в рубище. Смотрел единственным глазом прямо, чуть насмешливо:
— К чему понадобился?
— Григорий Александрович, Ее Величество велела об вашем здоровье справиться.
— Кто?!
— Императрица Екатерина Алексеевна, у нас другой нет.
— Передайте благодарность за участие. Неплохое самочувствие.
— Ее Величество была огорчена, когда узнала.
— Она только что узнала?
— Недавно, сразу отправила меня искать.
— А… Ну, передайте, что жив, здоров, чего и ей желаю.
Он выжидающе смотрел; Протасова неловко откланялась, ведь больше ничего не было велено передавать, только найти и о здоровье справиться. Потемкин посторонился, пропуская фрейлину, уже у двери она вдруг остановилась и вдруг зачем-то добавила, нутром почувствовав, что это нужно:
— Императрица очень огорчилась за вас и хотела бы, чтоб вернулись ко двору.
— Это она сказала?
Анна Степановна только плечами пожала и скользнула прочь. И так многовато наговорила от себя, коли захочет Екатерина Алексеевна, так за этим монахом карету пришлет, а вот за то, что язык распустила, фрейлина могла поплатиться.
Ругая себя на чем свет стоит, Протасова возвращалась во дворец. Дай бог, сойдет все с рук, но это хороший урок, чтоб не болтала больше, чем поручают.
