Если сначала Кэтрин радовалась тому, что живет в большом просторном доме, то со временем стала понимать: особняк походит на тюрьму, убежать откуда нет ни малейшей возможности. Хью намеренно выбрал дом на отшибе, запретил поддерживать дружбу с соседями и ратовал за то, чтобы Дебора, как и раньше, выполняла всю работу по дому самостоятельно, без помощи прислуги.
Отчиму было очень сложно угодить, но Кэтрин все же уловила странный график его настроений. Он почти всегда возвращался в Питтсбург в отличном расположении духа, привозил кучу гостинцев, не забывая одарить никого – ни жену, ни сыновей, ни падчерицу. В такие моменты Кэтрин казалось, что отчим в принципе хороший человек, только с несколько тяжелым и нелюдимым характером. Хью умел шутить, обожал розыгрыши и мог быть галантным. Он даже позволял Кэтрин приглашать в особняк друзей и заявлял, что Дебора – единственная женщина, которую он любит.
Проходило несколько дней, и настроение Хью постепенно менялось. Он уже больше не шутил, начинал хмуриться, раздражался по пустякам и прикладывался к бутылке. И чем дольше он оставался дома, тем хуже становилось. Иногда Хью выходил из себя, потому что его раздражали шаги в соседней комнате или детский смех. Без предупреждения он врывался в комнату с ремнем и начинал стегать того, кто, по его мнению, провинился. Дни тогда тянулись нескончаемо долго, и вся семья в буквальном смысле радостно вздыхала, когда Хью объявлял, что получил очередной выгодный заказ и отправляется, скажем, в Северную Каролину или даже Калифорнию, чтобы доставить заказчику требуемый товар. Все знали, что грядет избавление от его гнета, и радостно махали вслед грузовичку Хью, желая, чтобы он не возвращался как можно дольше.
Кэтрин росла, и это, как вдруг она поняла, стало основной причиной придирок к ней отчима. Он все чаще запирал девочку в подвале, и скоро та сообразила, что никакого монстра там нет, отыскала старые одеяла и теперь с удобствами устраивалась в кресле-качалке. Заслышав звук поворачивающего в замке ключа и шаги по лестнице, она быстро прятала одеяло и делала вид, что сидит у стены, – узнай Хью о том, что в подвале ей не страшно, а даже приятно, он бы наверняка придумал новое, еще более изощренное наказание.
Более всего Кэтрин было жаль маму, и она не единожды пыталась поговорить с ней о Хью. Но Дебора каждый раз заявляла, что говорить не о чем.
– Он – твой отец, и ты должна чтить и уважать его! – повторяла женщина.
Кэтрин пыталась объяснить ей: Хью – домашний тиран, который подвергает унижениям собственную жену и детей, на что мать отвечала всегда одно и то же: «Значит, так угодно господу!» Кэтрин замолкала, а про себя думала: господу, конечно же, это совсем не угодно, просто люди зачастую возлагают на бога ответственность за собственные ошибки, собственную трусость и собственную глупость. Но разве она могла убедить маму в том, что с Хью надо расстаться? Та никогда не согласится развестись с ним, ведь развод для нее – страшный грех.
* * *
Невыносимую обстановку в семье Кэтрин старалась компенсировать успехами в школе. Учеба давалась ей легко, она была лучшей в классе, всегда знала ответ на любой вопрос учителя, однако у нее не было настоящих друзей. Те подружки, что раньше посещали особняк, разорвали с ней отношения после того, как однажды на них набросился разъяренный и пьяный Хью (родители девочек запретили им знаться с Кэтрин Кросби и ее сумасшедшей семейкой). Кэтрин остро переживала одиночество, а потом смирилась с ним.
Одноклассники ее не любили, однако знали, что Кэтрин может постоять за себя. К тринадцати годам она превратилась в высокую, нескладную девицу. Рассматривая себя в зеркало, Кэтрин с унынием отмечала, что не унаследовала красоту матери, а пошла, по всей видимости, в отца – у нее такие же непослушные, вьющиеся темные волосы, выпирающие вперед зубы, ямочка на подбородке, какие она видела на его фотографии. К тому же и с одеждой у нее неважно. Хью выдавал жене деньги под расчет и всегда проверял траты вплоть до цента. А Кэтрин заявлял, что она должна одеваться скромно, как подобает девушке из приличной семьи, что означало: ей так и придется донашивать старые платья, которые Хью привозил из путешествий по стране. Кэтрин было обидно и стыдно, но она ничего не могла поделать. На старенькой швейной машинке Дебора перешивала дочери платья, и Кэтрин послушно напяливала чьи-то обноски, которые, как она подозревала, Хью покупал за гроши у старьевщика.
Кэтрин много раз пыталась завоевать симпатии одноклассников, но у нее ничего не получалось. Бывшие подружки вовсю постарались, распространив сплетни о ее сумасшедшем отчиме и вечно молящейся матери. Один из молодых людей, Джек, который нравился Кэтрин, как-то подошел к ней, и девушка было решила, что он наконец обратил на нее внимание. Но Джек с усмешкой спросил:
– Кэтти, правду говорят, что ты после окончания школы пойдешь в монашки? Самое для тебя подходящее занятие!
Физиологические изменения в организме Кэтрин привели к тому, что она начала стремительно прибавлять в весе. Девушка стеснялась этого, старалась есть как можно меньше, однако Хью, увидев, что падчерица оставляет практически всю еду на тарелке, ударил Кэтрин по лицу и заявил, что не намерен выкидывать в мусорное ведро продукты, за которые платит из собственного кармана. Кэтрин приходилось, давясь, съедать все, что накладывала ей мама, а Хью внимательно следил за тем, чтобы она не положила ничего обратно в кастрюлю или на сковородку.
Чтобы хоть как-то избежать насмешек одноклассников, Кэтрин принялась играть в волейбол, и у нее неплохо получалось. Тренировки позволяли ей находиться лишние два часа вне дома, да и в весе Кэтрин перестала прибавлять, а даже начала худеть. Однако в школе к ней намертво прикрепилась кличка Сестра Холодильник – намек на то, что она станет монашкой, и обидное указание на ее некогда не самые изящные формы.
Хуже стало, только когда Кэтрин продолжила образование в старших классах. Хью запрещал жечь подолгу электричество (он вообще любил полумрак или темноту), поэтому Кэтрин приходилось делать домашние задания или читать книги, которые отчим ни за что бы не одобрил (например, биографию супруги президента Рузвельта Элеоноры), напрягая глаза или зажигая под одеялом фонарик. У девушки стало ухудшаться зрение, и офтальмолог, осмотревший ее, прописал ношение очков.
Хью выдал деньги на самую дешевую и, соответственно, самую некрасивую модель. Кэтрин, увидев себя впервые в зеркале в очках, испугалась, затем расстроилась и заявила, что никогда больше не наденет эти очки, делавшие ее похожей на филина. Но отчим, конечно же, настоял на своем. Несколько зуботычин, затрещин и оплеух, и Кэтрин была вынуждена надеть уродливые очки. В классе, когда она впервые появилась в тех страшных очках, сначала воцарилось гробовое молчание, затем с последних парт раздалось улюлюканье.
– Посмотрите, кто тут появился! – раздался дурашливый голос. – Сама матушка Сова пожаловала, прилетела из леса! А то и из зоопарка вырвалась!
– Да нет же, не сова, а пришелец! – заявил кто-то еще более глумливым тоном. – Вот он, живой марсианин, только что совершивший посадку в Питтсбурге. И какой у него интересный скафандр – с большими глазами, как у бешеной крысы!
