Время тянулось бесконечно долго, тело у меня затекло, несколько раз я едва не чихнула. Однако я понимала – если меня обнаружат, то растерзают на месте. И не только меня, но и Оскара, и его отважных друзей. Поэтому терпела изо всех сил.
Наконец раздались гулкие удары – пробило полночь. И сразу же гомон стих, а в зале вспыхнул яркий свет, который пробивался даже сквозь покрывало. Затем свет медленно погас, и большевистская черная месса началась.
Кто руководил ею, я не знала, ибо не различала по голосу красных комиссаров. Но мне запомнилось, что предводитель говорил с тяжелым грузинским акцентом. Хронология церемонии мне была известна из демонических книг, поэтому, когда в помещение внесли две черные библии (под сводами зала немедленно прошелестел восторженный шепот собравшихся), мне стало ясно: наступила кульминация.
Сердце мое билось быстро-быстро, и я все боялась, что его услышат версипли, что стояли в непосредственной близости от алтаря. Тут чья-то рука сорвала с меня покрывало – и я увидела человека в белом плаще с капюшоном, протягивавшего ко мне руку.
Он ожидал увидеть обнаженное обезглавленное тело, а разглядел меня. Но еще до того, как предводитель успел что-то сделать, я выстрелила ему в грудь из револьвера, заряженного серебряными пулями. Версипль взвыл, капюшон с его головы свалился, и я узрела смуглое, побитое оспой усатое лицо.
Две библии стояли на золотых подставках по обе стороны от алтаря. Я схватила одну из них, потом другую – и бросилась к выходу.
Но меня окружили версипли. Это были красные комиссары, вожди нового пролетарского государства, однако их глаза пылали красным, а лица стали трансформироваться в морды монстров. Тут был и знакомый мне «железный Феликс», и тот, лысый и картавый, которого многие почитали вождем мирового пролетариата. Но они потеряли человеческий облик! Они на моих глазах превращались в упырей, оборотней, вурдалаков и желали одного – отобрать у меня черные библии.
И частично им удалось! Чьи-то жадные лапы вырвали у меня одну из книг! Но вторую я прижала к груди и была готова защищать до последней капли крови. Не сомневаюсь, что меня растерзали бы на месте, но тут подоспел Оскар со своими друзьями. Мои соратники стали поливать версиплей градом серебряных пуль, и те, корчась и дымясь, отступили.
Я кинулась к решетке, нырнула за нее. За мной последовали Оскар и один из его товарищей. Второго версипли все же успели схватить и на наших глазах принялись пожирать прямо живьем. Мы ничем не могли помочь несчастному: чудовищ было несколько десятков, а нас всего трое, со всеми мы бы ни за что не справились.
Монстры приблизились к решетке – с воем и дрыганьем отскочили от нее. Еще бы, ведь та была покрыта особым серебряным раствором! Мы это сделали еще до начала сатанинского шабаша.
Версипли тянули к нам свои лапы, клацали зубами и выли. И вдруг разнесся мощный рык. Причем такой сильный, что с потолка подземелья посыпались камешки. Гомон версиплей тотчас стих.
Тут истерично закричал субъект, который сильно картавил:
– Товарищи, одна из черных библий осталась у нас! Не отвлекайтесь на этих мерзавцев, им все равно уйти не дадут! Потому что хозяин уже послал нам знак! Он готов вступить с нами в контакт, и сейчас нам хватит и одной книги! А как получим вторую, то немедленно повторим ритуал! Братья, это архиважно для успеха нашей революционной затеи! Хозяин весь в нетерпении!
Рык повторился, еще более грозный и мощный. Это был голос адского хозяина комиссаров!
Но мы уже неслись по коридору прочь от сатанинского сборища красных вождей. Нам не удалось сорвать заключение пакта с дьяволом, однако удалось ослабить силу черного влияния…»
«Россию мы покинули через Финляндию, откуда перебрались в Швецию. Но там нас ждала ужасная весть: родовой замок Оскара был спален дотла, а все его родственники – мать, тетки, младшие братья и сестра – жестоко убиты. Вне всяких сомнений, это было делом рук версиплей, жаждавших мести, но как водится в подобных случаях, вину за зверское преступление они спихнули на невинного: на самого Оскара. Нашлось несколько свидетелей, утверждавших, что видели, как тот учинил расправу над своими родственниками и поджег собственный замок. Оскара везде искали, и нам пришлось покинуть Швецию…»
Светлана
Услышав последние слова Марины, Света решила, что та сошла с ума. Или, возможно, уже давно является буйнопомешанной. Надо же, странная мадам сообщила, будто приходится ей матерью! Вот ведь бред!
– Моя мама умерла, – отчеканила девушка, чувствуя, что в ней закипает злоба.
Марина, положив недокуренную сигарету на блюдце, поднесла чашку к губам, отхлебнула чаю и произнесла:
– Как видишь, нет! Хотя старая ведьма, твоя бабка и некогда моя свекровь, уверяет всех, будто я умерла. А Генка, мой муж, во всем ей поддакивает. Он всегда был таким – маменькиным сынком. Сама себе удивляюсь – как только я могла когда-то любить этого идиота?
Светлана подскочила к женщине и, захлебываясь гневом, выкрикнула:
– Не смейте говорить так о моей бабушке! И о моем отце! И о моей покойной маме! Вы, вы, вы…
Она расплакалась.
Снова взяв сигарету и затянувшись, Марина пожала плечами.
– Ну, если не хочешь, то и не верь. И вообще, иди-ка ты на все четыре стороны! Потому что мне все равно тебе нечего сказать, дочурка. Думала, ты умнее, а оказалось – дура дурой!
Светлана приказала себе успокоиться и потребовала:
– Немедленно возьмите свои слова обратно! Вы – не моя мама!
– Увы, дорогуша, я именно твоя мать, Марина Васильевна Старолепова. Вот, смотри…
Женщина вытряхнула из рюкзака потрепанный паспорт, и Света заглянула в него. И тут же упрямо сдвинула брови.
– Не верю! Да, мою маму звали так, но все равно не верю! И то, что у вас дата рождения, как у нее, тоже ничего не доказывает. И вы на нее совершенно, ну просто ни капельки не похожи.
Марина горько усмехнулась.
– Эх, дочурка, хлебнула бы ты с мое, тоже бы разительно переменилась. Хотя врать не буду, лицо мне пришлось перекроить. Но не чтобы морщины убрать, а потому что служители полиморфа меня изуродовали. Доказывать я тебе ничего не собираюсь, потому что понимаю теперь: глупая была затея тебя повидать. Раньше, скажу честно, хотела, но с годами желание сошло на нет. Правда, всегда знала, что наши пути пересекутся. Потому что полиморф не дремлет!
– Достали вы уже со своим полиморфом! Да кто он такой? Лоскутин? Это его тюремная кличка? – рявкнула Светлана.
Марина затушила сигарету, залпом осушила чашку и с благодарностью взглянула на супругу бородача:
– Как всегда, очень вкусно, спасибо. Что ж, кажется, настало время мне с дочуркой поговорить по душам…
Бородач и его жена удалились, затворив за собой дверь. Марина склонила голову, поцокала языком и произнесла:
