– Я ничего не понимаю! – в отчаянии закричала в
трубку Мика.
– Мне нужна помощь, – Васькин голос безвольно
болтался в трубке, как в полынье, цеплялся пальцами за обламывающиеся
края. – Зайди в мастерскую, и ты все поймешь…
После «ты все поймешь» втрубке наступила тишина.
Разговор окончен.
Мысли в Микиной голове путались и разбегались, она пыталась
ухватиться хотя бы за одну из них – безуспешно.
Васька кого-то убила, хотя не хотела этого.
Васька что-то оставила в мастерской.
Васька просит о помощи.
«Мне нужна помощь. Мне нужна помощь. Очень нужна, Микушка».
Дело совсем не в МИКУШКЕ и не в том, насколько фальшиво или
насколько искренне это прозвучало. Дело в том, что Васька в беде.
Вот ты и попалась, хотелось думать Мике.
Не все коту масленица, хотелось думать Мике.
Любишь кататься, люби и саночки возить, хотелось думать
Мике.
Разбирайся с собой сама, психопатка, хотелось думать Мике.
Хотелось, но не думалось. Никакая она не психопатка, Васька.
Бедная, маленькая, обиженная девочка.
МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ.
Впервые за всю жизнь Ваське понадобилась Микина помощь. Боже
мой, как же она мечтала об этом! Она мечтала научиться танцевать аргентинское
танго – специально для Васьки. И арендовать трамвай «Желание» – специально для
Васьки. И прочесть ей дневники птицы Кетцаль, и дневники мотоциклиста, и
дневники путешествующих по галактике автостопом… А ночи, проведенные возле
Васькиной постели, когда она крепко держалась за спящую смуглую ручонку, боясь
выпустить ее хотя бы на минуту?
Ваське нужна помощь.
Очень нужна.
Не двадцатилетней стерве, истеричке и психопатке – малышке
Ваське, обладательнице дерзких проволочных волос, розовых пяток и пижамки со
смешными медвежатами.
Мастерская.
Васька что-то говорила о мастерской.
…Мика не входила в мастерскую семь лет, но попала в нее без
труда. Всего-то и надо было, что легонько толкнуть дверь ладонью. Давай, Мика!
Ты же храбрая, не нужно ничего бояться, тебе здесь все знакомо, хотя и
основательно подзабыто.
Гипсовая лошадь Рокоссовского.
Гипсовая лошадь Тамерлана.
Гипсовые же рабочие, колхозники и девушки с веслами,
деревянные физики-ядерщики и сталевары, и только великий писатель Антон
Павлович Чехов был воссоздан из мрамора, но на то он и Чехов.
В мастерской царил полумрак, но очертания предметов все же
просматривались: платяной шкаф у двери, старое дедово кресло, еще одно кресло
авангардного дизайна (видимо, купленное самой Васькой), широкая кровать или,
скорее, ложе (тут Мика поморщилась) с набросанной на нее горой барахла (Васька,
да ты неряха, драть тебя некому!), телевизор против кровати, подключенный к
нему DVD-проигрыватель с горой дисков. На плохо отпечатанных обложках – сплошь
леденящие кровь названия:
«Голубые девушки»,
«Невесты-эльфийки»,
«Сливки первой ночи».
При желании Мика тоже может внести свою лепту, пропихнув в
лузу беспроигрышный шар «Страстные учителя-чудовища».
«Я не смотрю мультипликационное порно. Я считаю, что ничего,
более ублюдочного, не существует».
Очень трогательно и, главное, соответствует
действительности.
М-да…
Мика прошлась по мастерской, удивляясь тому, насколько мало
здесь Васьки, нельзя же всерьез считать проявлением индивидуальности кровать и
телевизор в ее ногах. Бедная, бедная моя малышка, чертова мастерская так и не
стала для тебя домом. А ведь у тебя есть дом, родная моя, он совсем рядом, за
стеной…
– Эй, Васька! – тихонько позвала Мика, зная, что
Васька не откликнется. – Эй! Привет! Как ты поживаешь? Как ты жила? Как ты
жила без меня?..
Никакого ответа.
– Так что же я должна найти в мастерской? Что я должна
сделать? Почему ты не объяснила мне все толком? И я даже не знаю, где тебя искать…
Внезапно Мика остановилась и даже щелкнула себя пальцами по
скуле: господи, какая же она идиотка, ну просто набитая дура! Ведь Васька
звонила на мобильник, следовательно, в памяти ее телефона остался номер. Найти
Ваську вовсе не так сложно, как кажется.
Пара пустяков.
Вытащив телефон и путаясь пальцами в кнопках, Мика отыскала
последний по времени высветившийся номер и послала сигнал вызова.
«абонент временно недоступен или находится вне зоны действия
сети» – объявил металлический женский голос. Но еще до того, как он
закончил свой пламенный спич, Мика заподозрила неладное.
Ботинок.
Из-под горы тряпья, сваленной на кровати, торчал носок
ботинка. Ботинок был крепкий, щегольской, кофейного цвета и к тому же до блеска
начищенный.
Со стопроцентной уверенностью Мика могла утверждать, что к
подошве ботинка пришпилен лейбл «Саламандра». Точно такие же, абсолютно такие,
кофейные и щегольские Schuhe
[49]
они недавно купили Ральфу.
Бедняжка Ральф.
Он и так достаточно настрадался от Мики. И чтобы хоть
немного облегчить горькую участь несчастного влюбленного, Мика взяла на себя
добровольную обязанность таскаться с Ральфом по Geschäfte
[50]
и
подбирать ему экипировку.
Но что здесь делает ботинок «Саламандра»?
Скорее из простого любопытства, чем предчувствуя недоброе,
Мика принялась сбрасывать вещи с кровати. Одну за другой.
Ботинки «Саламандра» (к первому ботинку присоединился
второй). Мика знает эти ботинки.
Светло-синие джинсы. Мика знает эти джинсы.
Кожаный ремень с медной бляхой «Wrangler». Мика знает и этот
ремень, и эту бляху.
Серая вельветовая рубашка. Мика знает эту рубаху и знает
очки, выглядывающие из нагрудного кармана. Круглые очки в золотой оправе.
И лицо.
Мика знает это лицо. Она хорошо изучила его за столько лет.
Она способна предугадать малейшее изменение в нем, это лицо чаще всего бывает
печалыю-восторженным или восторженно-печальным, или просто печальным, или
просто восторженным, но оно никогда не бывает равнодушным. Во всяком случае, к
ней, Мике.
Вот только крошечная дырка во лбу Мике незнакома.
Откуда у Ральфа дырка во лбу?
Он мертв – оттого и дырка. Он мертв и совсем закоченел. В
лице ни кровинки, по краям маленького отверстия во лбу – запекшаяся кровь, он
мертв и выглядит спокойным. Равнодушным.
