– Прямо в кафе?
– Ну, работы не в буквальном смысле. Фотографии работ.
– И как?
– Что?
– Как тебе его работы? Произвели впечатление?
– Я не большой ценитель. Но скажу так: это оригинальные
скульптуры, я таких больше не видел. Он ваяет мертвых. Твой дедуля никогда бы
до этого не додумался.
– Почему это? Здесь тоже полно мертвецов. Лошади Рокоссовского
уж точно нет в живых. А еще имеется макет памятника писателю Чехову, а он лет
сто как нас покинул. Не говоря уже о Марксе и Энгельсе. Такого добра
полмастерской наберется.
По большому счету, Ваське глубоко плевать на дедулю и его
творческие достижения; имя Чехова вызывает у нее не больше эмоций, чем имена
ураганов, терзающих юго-восточное побережье США; ей все равно, оставила ли
после себя потомство лошадь Рокоссовского или так и подохла, ни разу не
ожеребившись. Но есть вещи, которые раздражают Ваську не на шутку. Частые
упоминания Тобиаса Брюггеманна, например. Совершенно нелогичные упоминания,
выставляющие Ямакаси дурачком, вралем и застревающей личностью! Ваську
раздражает, что Ямакаси путается в показаниях: сначала он говорил, что
скульптор Брюггеманн много для него значит и даже обещал рассказать историю,
подтверждающую этот тезис. Теперь же он признался, что знакомство с
сомнительной знаменитостью произошло в кафе, за пивом и разглядыванием
картинок. Непонятно, чего хочет сам Ямакаси – чтобы Васька признала
существование Тобиаса Брюггеманна как известного скульптора? Или чтобы Васька
признала его существование вообще?..
– Это совсем другое, кьярида. Когда я говорил о
мертвых, я и имел в виду мертвых. Он изображает людей в момент их смерти. Или
через какое-то время после нее.
– Я потрясена, – Васька принимается
хохотать. – Это, конечно, новое слово в истории искусства.
– И что здесь смешного?
– Да нет, просто…
Ямакаси не дает Ваське договорить:
– На самом деле, история довольно забавная. В том кафе,
где мы познакомились, его не очень-то любят. Можно сказать – ненавидят лютой
ненавистью. Хотя он столуется там каждый день и задолжал ребятам кругленькую
сумму.
– Зачем же они его обслуживают?
– Боятся. Про него ходят всякие слухи. Что он-де
страшный жмот и обходится без услуг натурщиков. Просто сидит тихонько в том
кафе с утра до вечера и делает всякие наброски с посетителей и персонала.
– И что же в этом ужасного?
– В этом – ничего. Сначала он делает наброски. Потом
переносит их на материал, из которого получаются скульптуры… Я не слишком силен
в технологии, что там может быть? Дерево, камень, глина?.. Словом, он лепит
всех этих случайных людей и лепит их смерть. В натуралистических подробностях.
Жертва автомобильной катастрофы, жертва авиационной катастрофы, жертва взрыва
газового баллона. Жертва, погибшая от рук серийного убийцы. Жертва,
повесившаяся на брючном ремне. Жертва заказного преступления: полголовы у нее
отсутствует и все это воспроизведено очень достоверно… Здорово, да?
Ямакаси ждет от Васьки хоть какой-то реакции, но она молчит.
– Его скульптуры так и называются: «Жертва № i»,
«Жертва № 2», «Жертва № 3» и так далее.
– Сколько же их всего?
– Последней в альбоме была «Жертва № 16». Рассказ про
скульптора и его жертвы не кажется Ваське таким уж привлекательным, в нем нет
никакой изюминки, – как нет изюминки в большинстве унылых криминальных
сводок. Рассуждения птицы Кетцаль на тему керамических, терракотовых –
праздничных – убийств были намного ярче.
– И что случилось с жертвой № 16?
– Она утонула. Ты бы ее видела!
– Не горю желанием…
– Раздувшаяся туша, под остатками одежды – какие-то
речные твари, шея обмотана водорослями.
– Ты находишь это забавным? По-моему – так самая
настоящая мерзость.
– Не спорю, но главное не в этом.
– А в чем?
– В том, что он лепил эту тушу с главного
администратора кафешки. Сделал набросок исподтишка, а затем… воплотил
задуманное в глине. А администратор – уже после этого творческого акта – возьми
да помри. И знаешь, как он умер?
Та еще загадка.
– Поехал на рыбалку, свалился с мостков, хлебнул воды –
его и затащило в омут. Нашли беднягу недели через две.
– С шеей, обмотанной водорослями? – уточняет
Васька.
– Бинго! – теперь уже Ямакаси заливается смехом и
щелкает пальцами. – С шеей, обмотанной водорослями, с речными тварями под
одеждой и даже с двумя рыболовными крючками и обрывком лески в щеке. Понимаешь,
этот Тобиас – он все предвидел! А может, сам все и спровоцировал.
– Действительно… Великий человек, – соглашается
Васька, помолчав. – С остальными пятнадцатью случайными натурщиками из
кафе случилась та же лажа?
– Абсолютно. К ним одно время захаживал один бизнесмен:
выпить кофе по утрам, биржевые сводки почитать…
– А теперь?
– Теперь не ходит. Заказное убийство, паф-паф-паф,
та-та-та – и нет бизнесмена. Таков он – Тобиас Брюгге-манн: сделает набросок,
сделает скульптуру, а через некоторое время объект его творчества – кирдык, и
отправляется к праотцам. Теперь ты понимаешь, почему эти ребята из кафе так его
боятся?
– Неизвестно, кого он может нарисовать в следующий раз?
– Бинго, бинго, бинго! Половина уже поувольнялась к
чертовой матери, но это же не спасает… Что, если он понаделал сотню эскизов
впрок?..
У каждого есть свой Тобиас Брюггеманн, неожиданно думает
Васька. Он сидит в неизвестном кафе, на неизвестной улице, в неизвестном
городе, – и это может быть самая грязная кафешка; и самая короткая,
состоящая из одного дома и брошенной бензоколонки улица. И самый неказистый
город, заваленный мусором и занесенный песком с ближайшего карьера. Где бы не находился
этот город – рано или поздно ты все равно окажешься там. Это будет выглядеть
случайностью, досадным недоразумением, незапланированной остановкой в пути –
встречи с Тобиасом не избежать.
Бумага для набросков у него всегда под рукой.
– Ты как будто загрустила, кьярида?
– Нет… Слухи о всех шестнадцати смертях подтвердились?
– Достоверно известно только о трех.
– Администратор, бизнесмен… И?
– Еще официантка. Пала от руки серийного убийцы, я ее
не застал.
Тобиас Брюггеманн почему-то волнует Ваську все больше и
больше.
– Расскажи мне про него, – едва произнеся это, она
начинает ощущать сухость во рту. Ладони, наоборот, становятся влажными: те же
чувства Васька испытывала в детстве, когда Леха мучил их с Бычком страшилками
из жизни тополя-кровососа.
