– В английском таких нет, как ты сама понимаешь.
– Понимаю.
– Это точно немецкий… Вот здесь, внизу, одна из станций
заканчивается на «-штрассе». А штрассе – это как раз и будет улица по-немецки.
Ферштейн?..
Он еще издевается, подонок. Сейчас побежит докладывать
пауку, что сестра совсем взбесилась и пристает ко всем со схемой метро.
Подонок и есть.
– Шайзе! – с энтузиазмом произносит Васька.
Виталик с не меньшим энтузиазмом вытягивает губы в трубочку и причмокивает им, имитируя
поцелуй:
– Пупхен!..
[30]
Ваське ничего не остается, как направиться к Ральфу.
Ральф, еще один обмылок, еще одно человеческое
недоразумение. Младший из четырех совладельцев «Ноля за поведение», он до
смерти влюблен в паука. И в то, что сооружает паук на своей дьявольской паучьей
кухне. Ральф-мямля, Ральф-рохля, Ральф-тюфяк – таким он видится Ваське. И если
Виталик представляет собой самодостаточное шайзе, то Ральф становится таковым
лишь в контексте ее блаженной дурочки сестры. А сам по себе он вполне
безобиден, и даже местами симпатичен, такой себе немчик с типичной
баварско-саксонско-вестфальской физией и аккуратными очочками на кончике носа.
Ральф – главный вассал паука, он занимается снабжением кухни, (а в свободное от
кухонных дел время) сидит в маленьком темном закутке, отделяющем кухню от
общего коридора и с вожделением наблюдает за ведьмовскими манипуляциями.
Специально для этих целей в закутке установлен барный стул, и все знают, что
это – стул Ральфа, и не тревожат его. Ну разве это не сумасшествие, не полный
распад личности?..
Возможно, это всего лишь последствия приема наркотиков.
В «Ноле» поговаривают, что Ральф баловался ими еще в
Германии и даже отсидел в тамошней тюрьме какой-то микроскопический срок, но
теперь вроде бы завязал и переключился на кулинарные изыски шеф-повара их
ресторана.
Лучше бы уж продолжал ширяться, курить крэк и жрать экстази
– так, во всяком случае, думает Васька.
Ральф относится к ней с большой симпатией, если не сказать –
почтением; даже странно, что ведьма не рассказала о сложностях и противоречиях
в их семье… семье, ха! —
Они никогда не были семьей.
Иногда (не очень часто) Ральф принимается причитать и
жаловаться Ваське на холодность паука, и просить содействия в разрешении этой
проблемы. Он рисует радужные картины будущего, которое никогда не наступит. В
этом будущем Ральф выкупает «Ноль» у своих подельников (отставного попа и двух
педиков) и открывает целую сеть других ресторанов, и даже не в России, а в
Германии или на Таити. Бизнес нисколько не мешает личной жизни, и они с liebe
Мика становятся счастливыми Jungverheirateten
[31]
, а потом –
счастливыми Ehepartner
[32]
, а потом – счастливыми Eltern
[33]
троих здоровеньких, толстощеких и толстоногих киндеров.
А лучше – четверых.
В этом месте Ральфова бреда Васька всегда мысленно
показывает ему «фак».
Мы не оставим и вас,liebeВаска (Ральф так и произносит –
«Васка», вот умора!). Вы непременно будете жить с нами, и мы конечно же
постараемся устроить вашу жизнь ко всеобщей радости и благополучию.
В этом месте Ральфова бреда Васька всегда мысленно
показывает ему пять «факов».
В самое последнее время она стала замечать, что распад
личности Ральфа Норбе вышел за пределы чистой психологии и перенесся на внешний
облик. Уже несколько раз она становилась свидетельницей тому, что у сидящего в
своем темном закутке Ральфа меняется лицо.
Вернее – черты лица.
Вернее – отдельные его детали.
Куски отбивных вместо щек, креветки вместо глаз, куриное
крылышко вместо носа; на губах можно заметить устриц (устрицы пищат); изменения
нестойки и мимолетны, появившись на мгновение они тут же исчезают – но они
есть.
Это все ведьма, ее проделки.
Пора бы Ральфу перестать так сильно увлекаться кухней
«Ноля». Васька все время хочет сказать ему об этом, и о креветочных глазах, и о
пищащих устрицах, но как-то не подворачивалось случая. Да и разве Ральф ей
поверит?
Люди никогда не видят себя со стороны.
Она находит медитирующего Ральфа там, где он и должен быть:
на барном стуле. С лицом Ральфа, слава богу, все в порядке.
– Здравствуйте, Ральф.
– Здравствуйте, Васка… – Ральф даже не смотрит в
Васькину сторону. – Ваша божественная сестра готовит божественных
каплунов, божественный окорок с инжиром и божественный земляничный крем.
– Обалдеть. У меня к вам просьба, Ральф.
– Слушаю.
– Здесь слишком мало света…
– Для чего?
– Для моей просьбы. Давайте выйдем туда, где можно
что-то разглядеть.
Васька бесцеремонно тянет Ральфа за рукав – иначе, чем
бесцеремонностью, его в такие божественные моменты не проймешь.
– Вот, взгляните, – она протягивает ему календарь,
едва оказавшись в светлом нешироком коридоре, отделяющем ресторанный зал от
кухни с предбанником.
– Что это?
– Надо полагать, схема метро какого-то немецкого
города. И мне бы очень хотелось знать какого.
Некоторое время Ральф рассматривает календарь и даже шевелит
губами от усердия.
– Ну? – не выдерживает Васька.
– Кто вам сказал про немецкий город? Он совсем не
немецкий. Это испанский город.
– Что значит – испанский? – Васька начинает
злиться.
– Названия всех станций указаны на испанском. Я думаю,
это Барселона.
– Спасибо, вы мне очень помогли.
– Я всегда готов вам помочь, вы же знаете, liebe Васка.
Жду не дождусь, когда мы станем родственниками. Уговорите свою божественную
сестру.
Почти родственная непристойность в стиле Ральфа: приложить
два пальца ко рту и развернуть их, имитируя воздушный поцелуй.
– Сделаю все, что в моих силах, – Васька мысленно
посылает пришибленному немцу десять «факов» подряд.
– Что-нибудь еще?
– Год. Меня интересует год, который указан на
календаре.
Ральф снова начинает шевелить губами и, спустя пару секунд,
выносит вердикт:
– Текущий.
Последующие четыре часа проходят в страшных мучениях.
Фирменный омерзительный эспрессо, который обычно готовит Васька, оказывается
еще более омерзительным, чем когда-либо. И у каждого, кто имеет несчастье
подойти к барной стойке, она пытается выведать, какому же, черт возьми, городу
принадлежит схема метро на календаре. Через четыре часа она становится
обладательницей целой коллекции городов:
