– Кто научил тебя этому дурацкому слову? – от
неожиданности она задала самый глупый вопрос из всех возможных.
– Парень, у которого я одолжил эспарденьяс, –
странно, раньше шла речь о подарке. – Так что же все-таки произошло?
– Ничего. Мне просто показалось, что… что у тебя не
бьется сердце.
– Решила, что я умер? – Ничего я не решала.
– Не переживай, я не умру, кьярида. А если умру – то
совсем не так, поверь мне.
– Я верю.
Васькино ухо по-прежнему покоилось на груди Ямакаси, и
по-прежнему в ней была тишина. Пустота. Ни одного звука. От осознания этого у
Васьки путались мысли: даже у птиц есть сердце и вряд ли чудесная Кетцаль –
исключение. А если сердца нет…
– Ты удивлена, что не можешь его найти? –
искусством влезать в чужие головы он овладел в совершенстве, чертов клоун. Вот
и сейчас: влез, взялся за кончик утка, взялся за кончик основы – и быстренько
все мысли и распутал.
– Ничего я не удивлена.
– Ты просто не там ищешь.
– Что значит – не там?
– Сместись правее.
Васька не совсем понимала, к чему клонит Ямакаси, но
послушно сдвинула ухо правее. А потом – еще правее и еще – пока наконец не
услышала долгожданное тук-тук.
Тук-тук.
Тук-тук-тук.
Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук.
– Ничего не понимаю…
– Я совсем не такой бессердечный, каким ты
представляешь меня, детка. Просто сердце у меня справа.
Васька была сражена наповал этим неожиданным признанием.
Чудесная птица Кетцаль с сердцем с правой стороны – это уже слишком. Слишком
даже для птицы.
– Вот черт, как такое может быть?!
– Может, как видишь. Внутренние органы расположены
зеркально, только и всего. Не такой уж редкий в медицине случай.
– Но и не частый, – среди Васькиных знакомых нет
никого с зеркальными внутренними органами. Ямакаси и без этого был личностью
исключительной, теперь же его котировки взлетели до небес.
– В этом есть и свои преимущества, поверь. Во всяком
случае, если кому-нибудь придет в голову выстрелить мне в сердце, они не найдут
его в положенном месте. Мое сердце ускользнет. Разве это не потрясающе?
– Потрясающе.
Оно ускользнет в любом случае, вне зависимости от того,
придет ли кому-нибудь в голову выстрелить в сердце Ямакаси, пырнуть его ножом
или просто попытаться поймать его в силки; Ваське становится грустно, уж не
влюбилась ли она?
Определенно нет.
Иногда Ямакаси исчезает.
Не слишком надолго, этого времени хватило бы, чтобы
добраться до Петродворца, бросить монетку в фонтан, съесть мороженое,
пофотографироваться с белками в парке, искупаться в месте, где «купание
запрещено, проход судов», – и вернуться. Этого времени хватило бы, чтобы
посмотреть в спортбаре футбольный матч, а потом финал Уимблдона, а потом –
королевскую регату, – и вернуться. Этого времени хватило бы, чтобы сесть в
поезд дальнего следования и отъехать от Питера километров на триста. Что
расположено в трехстах километрах от Питера?
Таллин, Хельсинки, Бологое.
Насчет Таллина и Хельсинки Васька не совсем уверена.
Как не совсем уверена, что Ямакаси будет возвращаться
всегда. Единственное, что хоть немного ее успокаивает, – он никогда не
берет с собой рюкзак. И все вещи в нем находятся на своих местах, ни одной не
пропало. Васька уже сто раз подолгу держала в руках каждую из вещей, за
исключением записной книжки, просто книги и буклета с самолетами. У нее даже
появились свои любимцы: китайские шары, например, их можно вертеть в руке и при
этом они издают тихий мелодичный звон. Затем идет зажигалка «Зиппо» с кактусом
и койотом, воющим па луну. В зажигалке отсутствует кремень, Васька выяснила это
опытным путем.
И еще календарик.
Иногда Ваське кажется, что схема метрополитена, нарисованная
на нем, меняет свою конфигурацию. Да нет же, она совершенно уверена в этом! Еще
вчера красная и желтая линии сходились вместе под углом в сорок пять градусов,
а сегодня идут параллельно друг другу. Еще вчера черная и синяя линии
пересекали желтую, а сегодня черная исчезла и осталась одна синяя. Ваську злит,
что все судьбоносные для неизвестного ей метрополитена события происходят
помимо нее. Она часами вглядывается в календарик, стараясь схватить линии за
руку в момент их трансформации – куда там! Они всегда находят способ объегорить
Ваську.
Глазение на календарик часто вводит ее в состояние некоего
транса. Тогда границы матовой поверхности календаря раздвигаются, зажеванные
углы перестают существовать, и Васька явственно видит черноту туннелей,
светофоры, стрелки для перевода рельсов, проносящиеся мимо платформы и даже
людей на платформах. И даже таблички с названиями станций. Названия на них
прочесть невозможно (редкая психологическая особенность Васьки и здесь даст о
себе знать), но…
В этом «но» все и дело.
Ей кажется – нет, она уверена! – что могла бы их
прочесть. Могла, могла! – при определенном стечении обстоятельств, под
определенным углом зрения, в определенное время суток; единственное необходимое
условие: Васька должна быть в этом чертовом метрополитене!
Она должна найти чертов метрополитен. Или хотя бы узнать, в
каком городе он расположен. Она отправится в тот город (где бы он ни
находился), и тогда проблема, столько лет мучившая ее, разрешится сама собой.
Сумасшедшая на первый взгляд идея овладевает Васькой
настолько, что она не возвращает календарь на место, а оставляет себе. И мысль
о том, что этот поступок выставит ее перед Ямакаси в невыгодном свете
соски-недоумка, роющегося в чужих вещах, больше не волнует Ваську. Едва
добравшись до работы, она поочередно показывает календарь сразу нескольким
людям из «Ноля» с просьбой прочесть надписи на линиях, под линиями и, если
удастся, – на обороте.
По-моему, тут написано по-английски, после недолгого
изучения календарика говорит официант Ив, Уточни у Виталика, он в этих делах
волочет.
Васька терпеть не может Виталика, порочную тварь, отдаленно
напоминающую сторчавшегося Джонни Деппа, к тому же Виталик ходит в друзьях
блаженной дурочки Мики. Она бы в жизни с ним не заговорила, но календарь
заставляет ее с легкостью отступить от принципов.
– Это не английский, – после минутного молчания
заявляет Виталик, нимало удивленный вниманием Васьки. – Это скорее,
немецкий. Видишь эту букву с двумя точками сверху?
– Вижу, – цедит Васька, ей очень хочется вломить
Виталику по морде, да так, чтобы оказался задействованным его красный мокрый
рот и чтобы кровь брызнула из него фонтаном. И залила бы к едрене-фене не
только Виталикову физиономию, но и опознанную им букву с двумя точками сверху.
