– Вы – ее старшая сестра, так?
«Ее» – стало быть, Васькина. Он не произнес имя Васьки
вслух, слишком уж простодушным, кошачьим оно было – не для этих татуировок, не
для этой щетины. Как же он называет Ваську? Cara
[21]
, femme
aimee
[22]
, querida mia
[23]
? Или вообще
предпочитает обходиться жилистым и так хорошо знакомым Мике liebe? А может, он
оперирует иероглифами, которые, как нинзя, перескакивают через частокол его
зубов?.. От такого типа можно ожидать чего угодно.
– Да. Я ее старшая сестра.
– Я думал, вы совсем другая. Не такая… симпатичная.
– Представляю, что она наговорила обо мне.
– Нет. Не представляете.
Никакая это не щетина. Татуировка, только исполненная еще
более филигранно. Вот чем объясняется отсутствие бритвенного станка в ванной:
татуировка заменяет парню вторичные половые признаки.
– Меня зовут Мика, – сказала Мика.
– Теперь мы будем часто встречаться, Мика, –
Микино имя далось ему легко, не то, что Васькино.
И потом, он заговорил с ней. И даже нашел ее симпатичной. До
сих пор все Васькины мальчики вели себя по-хамски и, в лучшем случае, просто не
замечали ее. Этот – совсем другое дело. Этот пробует установить контакт и
общается с Микой довольно доброжелательно. И вообще…
Он милый.
Такое определение родилось против Микиной воли и мало соответствовало
действительности. Во-первых – татуировки. От них за версту воняло тем, что
впечатлительный Ральф Норбе называл Mystik
[24]
; черно-белый
рефрен из геометрических фигур и ломаных линий мог ввести в транс кого угодно,
а людей со слабыми нервами – так просто испугать до смерти. А еще – глаза,
слишком узкие, чтобы разглядеть, что там у парня на уме. И странные свойства
кожи, заставлявшие воду испаряться прямо на глазах. И все же – он был милым. Он
был единственным ключом, которым открывалась дверь в Васькину жизнь. Один такой
ключ (самый настоящий, похожий на стилет и флейту одновременно) Мика в свое
время прощелкала, теперь надо быть настороже.
– Очень необычные татуировки. Никогда таких не видела.
Просто произведение искусства, – сказала она, исключительно ради того,
чтобы польстить парню, расположить его к себе. – Девушки, наверное, с ума
по ним сходят?
– Большинство девушек это напрягает.
– Меня – нет.
Слишком быстро она это сказала. Слишком неосторожно. И к
тому же – приписала себя к девушкам, хотя ей почти тридцать. Тридцатилетняя
девушка, а лучше сказать – старая дева.
Только без кота.
– С такими татуировками все пляжи должны быть вашими.
От Ниццы до Монреаля.
– Если честно, Мика, я не люблю пляжи.
Он снова назвал ее по имени, о счастье! Положительно, ее имя
идет этим губам, немного суховатым, но все же красивым; до сих пор еще Мике не
приходилось встречаться с такими губами, похожими на две лодки, или,
скорее, – на два боевых корабля. На два ганзейских когга, на два
норманнских шнеккера, на два гокштадских дракара. Он не был королем пляжа, Мика
ошиблась. Он мог стать королем пляжа, если бы захотел. Если бы он только
захотел – он мог стать кем угодно. Он мог основать правящую династию в центре
Европы, и первое поселение на Диком Западе, и киностудию «Баррандов», и
киностудию «Чинечитта», и новое государство на каком-нибудь из островов, где в
ходу похожие татуировки и где за все расплачиваются раковинами и пьют молоко из
выбеленных черепных коробок врагов.
Он – не король пляжа, но самый настоящий пират, и все когги,
все шнеккеры, все дракары мира принадлежат ему.
Мике грозит опасность.
Она не слишком искушена в мореплавании, она утонула бы и в
чайной ложке, и в стакане с неразбавленным виски.
не говоря уже о черепных коробках для молока. Что будет,
если два ганзейских когга, два норманнских шнеккера, два гокштадских дракара
приблизятся к ней?
Ничего.
Они не приблизятся, они уже давно стоят в бухте ее сестры.
– …Я тоже не люблю пляжи, – воодушевляется Мика. –
Зато я люблю Клода Шаброля. Вам нравится Клод Шаброль?
– Кто это? – В голосе парня проскакивают ревнивые
нотки: как можно любить кого-то еще перед лицом таких татуировок?
– Режиссер. Французский. Он снимает детективы.
– А-а, ясно.
И зачем только Мика вылезла со своим Шабролем? Хотела
произвести на парня впечатление? Или что-то шепнуть ему между строк? –
окажись поблизости Васька, тупая Васька, она бы ни за что не поняла тонкого
Микиного посыла, тонкого намека на среду, в которой много лет существуют обе
сестры. Среда – вполне шабролевская, надо признать. Огромная, старинная,
запущенная квартира, при желании ее можно принять за фрагмент провинциального
поместья: одного из тех поместий, которые так любит Шаброль. В нем полно мест,
куда можно сунуть труп. Зимой там царит невыносимый холод, а летом – страшная
духота, промежуточных погодных состояний как будто не существует вовсе. А
обитатели поместья находятся в сложных отношениях друг с другом, их головы
распухают от преступных мыслей; любой предмет, даже самый невинный, они
рассматривают с точки зрения гипотетического орудия преступления. Вопрос лишь в
том, кто нанесет удар первым.
Стоп-стоп-стоп.
Мика не собиралась вести разговор о Шаброле, она не в курсе,
жив Шаброль или уже умер, как умерли все, кто когда-либо где-либо снимал
великое кино. И кто озвучил самую популярную в мире фразу: «Честно говоря,
дорогая, мне на это совершенно наплевать».
Кажется, это был Кларк Гейбл.
Из-за разницы во времени, разницы в возрасте, из-за
нестыковки эпох и полнейшего стилевого и эстетического антагонизма Кларк Гейбл
не мог бы появиться ни в одной картине Шаброля. Даже в небольшой, но важной для
сюжета ролюшке cameo
[25]
.
– …Черные детективы. Чернее не придумаешь, – Мика
никак не может успокоиться с проклятым Шабролем. – Он мизантроп.
– Кто?
– Шаброль.
Неизвестно, знакомо ли новому (единственному) Васькиному
возлюбленному слово «мизантроп».
– Я не очень-то люблю детективы, – наконец
изрекает он. – Порно мне нравится больше.
– Порно?
– Ага. – В словах парня нет никакого вызова,
просто констатация факта и все. – Но не обычное…
Не обычное? Тогда какое же, судорожно думает Мика, есть
несколько разновидностей, о которых она слышала краем уха: гомосексуальное
порно, секс с животными, секс с подростками не старше тринадцати лет –
чудовищная мерзость, за нее дают срок, и немаленький; секс с последующим
поеданием гениталий, что можно смело приравнять к каннибализму… Самые различные
варианты никогда не виденного порно всплывают в тине Микиной души подобно
посиневшим, раздувшимся утопленникам, бр-р… Этот парень – он во всем виноват! И
пяти минут не прошло, как он поселился в ее голове и теперь копается там,
вытягивая на свет таких червей, таких опарышей подсознания, о которых она даже
не подозревала.
