– Не сомневаюсь, что и Ушлый, он же Закорюк, перешел на сторону князя, – произнес Марк. – Наверняка тот пообещал сделать его придворным хроникером, если Закорюк согласится на него работать. Князь все просчитал: пригласил нас в ресторан, подослал Ушлого, который сделал фотографии… Странно только одно – каким образом Бонифаций мог узнать, когда и где так называемый вулкодлак совершит новое убийство?
Йозек, с интересом слушавший рассуждения Марка, брякнул:
– Как будто он обо всем заранее знал…
– Ну конечно! – воскликнул Марк. – Это же все объясняет! У тебя светлая голова, Йозек! Журналист оказался столь ретивым и смог с интервалом всего в несколько минут заснять и нас со Стеллой в… гм… интимной обстановке, и брата и сестру, убитых «вулкодлаком». Закорюк действительно знал, что «вулкодлак» предпримет в ту ночь. Не исключаю, несчастные взломщики жертвами стали случайно, потому что подвернулись под руку, на их месте мог оказаться любой человек, вышедший на улицу той ночью. Но в том-то и суть, что жители после захода солнца носа из домов не кажут или передвигаются на автомобилях.
– Мы ведь тоже были на улице! – воскликнула Стелла. – Значит ли это, что «вулкодлак» мог выбрать в жертвы нас? И кто он?
– На нас он бы вряд ли напал, – ответил Марк. – Ушлый – пугливая крыса, который может продать, предать и подло выстрелить из-за угла, но он не жестокий маньяк, без разбору лишающий людей жизней. Но, вспомним, на кого он работает? Верно, на его светлость! Густав, вместо того чтобы ловить преступника, уничтожает вывод экспертов. А почему? Потому что князь помог ему занять мое место и приплачивает. Все улики указывают на одного человека – на князя Сепета.
– Шеф, мы не можем сидеть сложа руки! – заявил Йозек. – Князя надо разоблачить!
– Перестань! – воскликнула Гертруда, и Стелла отметила, что лицо хозяйки перекошено. – Если комиссар и госпожа доктор и предпримут что-то, то без твоего участия! Я запрещаю тебе совать свой нос в это дело!
– Мама, я же совершеннолетний, – возразил Йозек. – Пойми, князь должен наконец понести наказание…
Гертруда закатила сыну оплеуху. Йозек, с разбитой губы которого закапала кровь, выбежал из столовой. Марк и Стелла переглянулись – отчего хозяйка, обычно флегматичная, так бурно реагирует на вполне здравое предложение?
– Прошу извинить моего сына, – произнесла как ни в чем не бывало Гертруда. – Мальчишка болтает всякие глупости.
– Почему же? – сказал Марк. – Ваш сын – чрезвычайно способный молодой человек, он только что высказал отличную мысль. Князь силен, он многих купил, но это не значит, что мы позволим ему безнаказанно творить зло.
Хозяйка пансиона рассмеялась, и от ее смеха по спине Стеллы пробежали мурашки.
– Вот что я вам скажу, – заговорила Гертруда, оборвав смех. – Делайте все, что считаете нужным, но не вовлекайте моего сына! Он корчит из себя взрослого, а ведь ему всего двадцать. Я не хочу потерять его. Сепет на все способен! Он – страшный человек!
На глазах женщины мелькнули слезы. Помолчав, хозяйка пансиона спросила будничным тоном:
– Хотите ли еще кофе?
Дождавшись, пока она уйдет, Марк шепнул Стелле:
– Гертруда, как и очень многие в городе, трепещет от одного упоминания имени Сепетов. Жаль, что Йозек не сможет помочь. Придется действовать одному…
– Как – одному? – спросила Стелла. – Или ты думаешь, что я, подобно Гертруде, боюсь князя? Я не сомневаюсь, что он – испорченный, психически неуравновешенный, злоупотребляющий алкоголем и, не исключаю, наркотиками садист. Он безусловно опасен, но я не позволю тебе заниматься этим делом в одиночку, Марк! И не пытайся убедить меня!
– Хорошо, не буду пытаться, – с улыбкой ответил комиссар и поцеловал ее в ушко. – Мое предложение – попробовать прищучить Закорюка. Вытянуть из него признание или склонить к роли «двойного агента». Я не большой поклонник применения силы к подозреваемым, но если обстоятельства того потребуют…
– Знаешь, Марк, – перебила доктор Конвей, – я вспомнила одну вещь. Не так давно в Америке разбиралось дело одного серийного убийцы. Перед тем как убить свою жертву, он долго гнал ее по лесу – беззащитную, плачущую, раздетую. Сам-то он был экипирован, как военный, у него имелся шлем, закрывающий лицо, с вмонтированным прибором ночного видения, бронежилет, винтовка с оптическим прицелом. Такая «охота» длилась иногда всю ночь, и под конец, когда жертва едва не умирала от изнеможения, он насиловал ее, а затем убивал. На его совести было девять женщин и девушек в возрасте от четырнадцати до пятидесяти лет.
– И ты думаешь… – медленно произнес Марк. – Ты думаешь, что князь, помешавшись на легенде о своем предке-вулкодлаке, решил перейти порог запретного и вернулся в Вильер, чтобы охотиться на людей, как на животных? Если так, Стелла, то его требуется срочно остановить! Причем любой ценой!
* * *
Полчаса спустя они оказались в редакции «Вильерских вестей». Молоденькая секретарша, увидев Марка, встала в дверях кабинета Бонифация Ушлого и заявила:
– Господин главный редактор очень занят! Он не может вас принять!
Марк, подхватив секретаршу, отнес ее, визжащую, в кресло, затем толкнул дверь кабинета. Та была заперта.
– Закорюк, открывай, мне надо с тобой поговорить! – крикнул Марк. – Я же вижу твою тощую тень! Или ты хочешь, чтобы я вышиб стекло?
Дверь отворилась, на пороге появилась испуганная физиономия Бонифация Ушлого. Марк схватил его за шиворот и вволок обратно в кабинет. Потом швырнул журналиста на письменный стол, придавил ему горло локтем и сказал:
– Я хочу знать, как ты сумел оказаться на месте убийства Греты и ее брата Модеста раньше полиции. Кто тебя предупредил?
– Не могу дышать… – прохрипел Бонифаций. – Комиссар, вы меня убьете! Доктор, помогите! Этот сумасшедший отправит меня на тот свет!
Стелла отвела взор. Марк продолжил:
– Воздуха тебе хватит всего на несколько секунд. Вот уже и лицо посинело, Закорюк… Учти, никто не будет по поводу твоей кончины скорбеть. Князю ты не нужен, он просто использует тебя в своей игре.
– Я… все… скажу… – едва пискнул журналист.
Марк отпустил его. Ушлый, кашляя и держась за горло, сполз со стола на пол и просипел:
– Ну и хватка у вас, комиссар! Вы – зверь! Я буду жаловаться!
– Меня и так практически вышвырнули из полиции, – ответил Золтарь. – Из-за твоей, кстати, газетенки! Ну, говори, кто велел тебе скомпрометировать доктора Конвей и меня? Наверняка его светлость?
– Это вы сказали, а не я, – заявил сидевший на полу Бонифаций Ушлый.
– Ты же пообещал все сказать, – пригрозил Марк. – Или хочешь, чтобы я снова применил силу?
Закорюк, скрестив перед лицом руки, застонал:
– Доктор Конвей, не позволяйте ему обижать меня! Я страдаю целым букетом хронических заболеваний, комиссар может спровоцировать у меня приступ стенокардии или бронхиальной астмы!
