Да, все мы умрем – каждый в свой день и час. Все – без единого исключения. Это так трагично и несправедливо, ведь первый шаг младенца есть первый шаг к его могиле! Мы наслаждаемся жизнью, любим и ненавидим, смеемся и плачем, занимаемся карьерой или бездельничаем, бодрствуем или спим, вступаем в брак или разводимся, рожаем детей или предаемся скверному разврату, ставим в церкви свечку или перерезаем кому-нибудь глотку – песочные часы нашей жизни каждое мгновение теряют очередную гранулу. Мы не задумываемся об этом, в уверенности, что еще молоды, полны сил и планов...
А потом вдруг выясняется, что гранул в верхней части часов нашей жизни почти уже не осталось. Кому-то дозволено отпраздновать свой сотый юбилей в кругу многочисленных детей, внуков, правнуков и праправнуков и спокойно заснуть в вольтеровском кресле – в последний раз в своей жизни, чтобы более не открыть уже глаза, не увидеть нового дня...
Кто-то другой умирает еще молодым, в результате несчастного случая, внезапной болезни или собственной глупости. Причем умирает, даже не сообразив, что все закончилось, еще толком и не успев начаться. Поразительно, но умереть можно, даже не появившись на свет – в утробе матери!
Тоже мне, Спиноза… И что нового в том, что все смертны? Ровным счетом ничего! Только почему же так муторно на душе, когда вдруг понимаешь – последние песчинки вот-вот проскользнут сквозь узкое горлышко часов, и пойдет последняя минута твоего существования? Нет, тогда уж лучше умереть моментально, даже не осознавая смерти и не понимая, что наступил конец!
Это так несправедливо, как будто некто или нечто, дав тебе начать играть чудной игрушкой, вдруг безжалостно отнимает ее в самый неподходящий момент. Успокаивает только злорадная, нехристианская мысль, что все мы отдадим концы. Все же есть в мире высшая справедливость!
С ужасом я поняла, что к смерти еще не готова. А скажите на милость, кто к ней готов? Разве готов к ней белобородый монах-отшельник, всю жизнь проведший в молитвах? Готов ли к ней ребенок, выбежавший за укатившимся мячиком на шоссе в неположенном месте? Готова ли к ней чета новобрачных, отправившихся в свадебное путешествие на райские острова и рухнувших вместе с двумя сотнями других пассажиров авиалайнера в океан? Готов ли к ней беспечный бюргер, на которого в темном переулке напал наркоман с ножом, не подозревающий, что кошелек жертвы пуст? Готова ли светская дама, ложащаяся на очередную подтяжку, ибо приглашена в конце месяца на пышный прием, не подозревая, что ее сердце во время рутинной операции навсегда остановится?
Если кто и неистощим на выдумки и неожиданные сюрпризы, так это не жизнь, а смерть, черт бы ее побрал! От Высшего Разума я требую посему моральную компенсацию и новую жизнь в чужом теле!
Интересно, а может ли умереть сама смерть?
Мне с большим трудом удалось отогнать эти паршивые мысли. Если смерть неизбежна, то постараемся смириться, потому что иного не дано. Только вот никак не хочу и не могу я смириться с тем, что умру здесь и сейчас! Почему мне не дозволено дожить до ста лет или хотя бы до пятидесяти? Ну, или до сорока. Или до тридцати пяти. Это ведь так нечестно и подло, смерть! Или, может, в таком случае в новой жизни мне в качестве компенсации гарантировано семейное счастье, большая зарплата и грудь размера F? Но кто сказал, что я снова стану женщиной? Брр, неужели превращусь в мужчину? Или вообще в саранчу или садового слизняка, который, кажется, является гермафродитом…
До меня донеслось слабое поскрипывание. С огромным трудом я приподняла голову и отметила, что нахожусь в небольшой комнате. Странно, но мне казалось, будто пол покачивается. Наверняка последствия удара по голове рукояткой пистолета!
– Катюша? – донесся до меня знакомый голос, и я едва не потеряла сознание, на сей раз от счастья. Марк, мой милый Марк Черносвитов! Он жив, он рядом, он пришел спасти меня!
– Ты здесь? – осведомился иллюзионист откуда-то сбоку, и я принялась во все легкие мычать.
Боже, если ты существуешь, а не являешься выдумкой священников, спаси меня и сохрани! А призвать к себе можешь и потом, мы ведь все, рано или поздно, когда-нибудь встретимся лицом к лицу! Но есть ли у души лицо? Гм, занятный теософский вопрос…
Заскрипела дверь, в глаза мне ударил свет. Я услышала осторожные шаги, а затем голос Марка:
– Что они с тобой сделали, Катюша? Сейчас я тебя освобожу!
И он принялся стаскивать с меня путы. О, какое сладостное чувство! Я хотела поблагодарить Марка, но мне мешал скотч на губах. Он медленно снял его, я выплюнула грязную тряпку, которой мне заткнули рот, и простонала:
– О, Марк! Как я рада!
И обвила его шею руками. Иллюзионист торопливо заметил:
– Катюша, только не в данный момент. Мы находимся на яхте или катере и плывем по Волге.
Романтическое путешествие на воде? Ах, как прелестно! Прямо-таки как в «Титанике». Но там, кажется, большая часть пассажиров погибла, ведь так? И почему смерть всюду сует свой нос? Гм, а есть ли у нее нос?
Я попыталась встать, но не смогла – ноги затекли. Я вскрикнула, а Марк принялся растирать мне лодыжки. По моему телу побежали мурашки.
– Они тоже связали меня, забыв, однако, что я могу освободиться практически от любых пут, – заметил Марк со смешком. – Ведь я – мэтр иллюзий! На катере находится не меньше шести человек. Я слышал, как они обсуждали, что с нами делать. И пришли к выводу, что лучше всего сбросить трупы в воду.
– Трупы в воду... – поежилась я, а Марк добавил:
– Ну, или сбросить нас в воду живыми, но со связанными руками и ногами и с грузом. Тогда мы сами станем трупами в течение чрезвычайно короткого времени...
В коридоре раздались голоса, я прижалась к Марку, ощутив его горячее прерывистое дыхание, и потерлась лицом об его небритую щеку. Вот она, жизнь! И пока мы живы, зачем думать о смерти? Да, она неизбежна, но глупо мучить себя мыслями о ней. Ведь когда мы есть, ее нет, а когда она есть, нет нас. Кажется, так чрезвычайно умно говорил кто-то их древних.
Голоса стихли, и я спросила:
– И что нам делать? Вряд ли мы сможем справиться со всеми бандитами...
– Вряд ли, – кивнул Марк. – Но мы этого делать не будем. Я прошелся по катеру и обнаружил моторную лодку. Если спустить ее на воду...
Гениальная мысль! Мы покинули комнатку, оказавшуюся крошечной каютой, и очутились в коридоре. Куда идти – направо или налево? Марк уверенно свернул направо. Вскоре мы оказались около металлической лестницы и поднялись по ней на свежий воздух.
В лицо бил осенний ветер, было холодно, в лицо мне ударили ледяные брызги. Мы находились где-то на просторах великой русской реки, а берегов видно не было. Я вцепилась в локоть Марка.
Двинулись к моторной лодке. Марк велел мне влезть в нее, а сам принялся возиться со спусковым механизмом. Тут из темноты возникла высокая фигура, в мою сторону ударил свет фонаря, чей-то неприятный голос произнес:
