Что она могла ему ответить?
Марк принялся снимать с нее вымокшую, обледеневшую одежду,
расстегивать заклепки и лямки комбинезона.
— Что у тебя с руками, кара? — неожиданно спросил
он.
— А что?
— Ты только посмотри!
Ольга послушно опустила голову: несколько обычно ухоженных
ногтей были сломаны, повязка, прикрывавшая обожженное ребро ладони, в чем-то
вымазана. Марк вытряхнул из комбинезона перчатки — кожа уже оттаяла в тепле, и
теперь они были полностью мокрыми. Мокрыми и грязными.
Даже шов порвался.
— Ты таскала камни, кара? Или разгребала снег? Не
стоило этого делать, здесь наверняка существует штатная должность
дворника. — Даже обычное чувство юмора изменило Марку, и неудачная шутка
прозвучала как оскорбление.
— Я не знаю… Я не брала перчатки… Я… — Сухой кашель
сдавил ей горло.
— Не нужно ничего говорить. Побереги себя.
— Марк. — Она со страхом посмотрела на
мужа. — Яне помню, как вышла из дому.
— Как это — не помнишь? Я лег в час, и ты спокойно
спала…
— Я не помню. Я помню только, как… — Она почти готова
была сказать о той неконтролируемой ярости, которую к нему испытала, но вовремя
осеклась. — Ты сидел за компьютером, а потом подбросил дрова в камин…
Он недоверчиво посмотрел на нее.
— Я боюсь, Марк… Я боюсь себя… Манана…
Он сжалился над ней и погладил по голове:
— Мы же договорились — никогда к этому не возвращаться.
Забыть об этом…
— А вдруг… Вдруг у меня началось то же самое?
— Бред, — решительно сказал Марк, и Ольга была
благодарна ему за это. — Вот что, кара. Давай сейчас не будем об этом. Оставим
все на потом, когда ты поправишься. А ты поправишься, потому что я буду рядом с
тобой. Хорошо?
Она кивнула.
Марк забрал у нее кружку с недопитым молоком и все равно не
удержался — от мальчишеского и немного ревнивого вопроса:
— Где же ты все-таки была, кара?
— Я не помню! — Замечание Марка снова вызвало
целый поток слез.
— Ну, успокойся.
Он прилег рядом и крепко обнял ее.
* * *
Звягинцева разбудил настойчивый стук в дверь.
Долгий, нервный и истерически-женский: мужчины никогда не
стучат таким образом — подобное визгливое проявление чувств кажется им
унизительным. Но именно так стучала в ванную его жена, когда он имел
неосторожность засыпать в остывающей воде после крепкой попойки.
Несколько минут Звягинцев слушал стук и рассматривал дырку
на носке: из нее торчал большой палец. «Надо бы ногти постричь», —
меланхолично подумал Пал Палыч и поднес к глазам часы.
Часы показывали половину третьего.
Стало быть, без пятнадцати три, вот уже много лет его
«Командирские» (подарок сына Володи с первой стипендии) исправно отставали на
пятнадцать минут. Ни минутой больше, ни минутой меньше. Звягинцев давно
смирился с этим и даже стал находить в пятнадцатиминутном отставании скрытый
философский смысл: если все события в его жизни происходят с задержкой, то и
смерть придет с опозданием на четверть часа.
Стук не прекращался.
Придется открыть, пока какая-нибудь фря не расцарапала
наманикюренными ногтями и без того потрепанную морду его двери.
Когда он отпер, то даже присвистнул от удивления: на пороге
стояла Наталья Владиленовна Запесоцкая. Вид у нее был взволнованный, и
Звягинцев грешным делом подумал, что тело Кирилла Позднякова найдено.
Или пропала так горячо любимая ею полусемейная полароидная
фотография.
— Черт знает что происходит! — воскликнула
Запесоцкая.
«Тут я, пожалуй, с тобой соглашусь», — подумал Пал
Палыч и не удержался от зевка.
— Вот вы спите…
«И тебе советую, в бога душу мать!»
— А у вас под боком такие дела творятся! Вы отвечаете
за безопасность или нет?
— В данный момент я действительно сплю, —
осторожно сказал Звягинцев. — И потому ни за чью безопасность отвечать не
могу. Даже за свою собственную.
— Вы только посмотрите на это! — взвизгнула
Запесоцкая и протянула ему нечто, что еще недавно было ее очками.
Подчиняясь напору, Звягинцев послушно взял очки и принялся
их рассматривать. Кто-то над ними хорошо потрудился, ничего не скажешь: одно из
стекол было выбито, другое пошло трещинами. Кроме того, явно не хватало одной
дужки.
— Я не оптик, — честно признался Звягинцев, —
так что ничем помочь не могу.
— И это весь ваш ответ?!
— Ну, если вы мне объясните подробнее, что произошло…
— Вы позволите войти?
— Да, конечно.
Он впустил Запесоцкую в комнату.
— Включите свет! — потребовала она все таким же
склочным, не терпящим возражений голосом.
Только этого не хватало! Врываются посреди ночи, да еще
требуют, чтобы такой поздний визит был хорошо освещен.
Звягинцев с тоской подумал о том, что если сейчас он включит
свет, то полностью дискредитирует себя как представитель службы безопасности:
пустые пивные банки у кровати, живописная группа водочных бутылок под столом,
пальто и шляпа, сброшенные прямо на пол. А если еще учесть ночные тараканьи
рейды…
— Свет включить не могу, — мелко соврал Пал
Палыч. — Лампочка перегорела.
— Впрочем, мне все равно, — неожиданно легко
согласилась Запесоцкая, — я и так ничего не вижу… Хотя бы сесть
предложите.
Звягинцев пододвинул ей стул, а сам устроился на кровати.
— Ну. Слушаю вас.
— У меня разбили очки… Мало того, что у меня
астигматизм и что заказать такие очки — довольно хлопотное дело…
— У вас сколько?
— В смысле?
— У меня минус три… Мои не подойдут? — Звягинцев
умел быть великодушным. — Правда, они не очень презентабельные, но на
первое время бы сошли, я думаю.
— Да дело даже не в очках. А в том, что ваши богатые
постояльцы позволяют себе черт знает что! Просто ужас какой-то! И вы, как
представитель закона, не должны это поощрять…
— Да вы расскажите все с самого начала.
— Ну хорошо… Сегодня я была в «Ричарде Бахе».
«Ничего удивительного, ты каждый день там околачиваешься,
сосешь спиртное и жалуешься на свою неудавшуюся жизнь. Кстати, о спиртном…»
— Хотите пива, Наталья Владиленовна? Это сразу поднимет
тонус и успокоит. Вы, как я посмотрю, изрядно перенервничали…
