Яркий свет хлынул Софье в лицо, застонав, она пыталась забиться в угол. Неужели она умерла и попала в иной мир? Софья ощутила грубые руки и крики:
– Поднимайся! Поднимайся, тебе сказано! Или ты хочешь провести в карцере еще два или три дня?
Осознав, что заточение окончено, Софья попыталась встать на ноги, но у нее ничего не получилось. Она выползла из комнатки в коридор. Охранники, наблюдавшие за ней, насмехались:
– Вы только посмотрите на эту шваль! Эй, тебя ждет твой адвокат! Скажи спасибо, что вообще осталась жива!
Софья не понимала, о чем говорил сеньор Миндос. А тот фонтанировал словами, постоянно подсовывая ей одну и ту же бумагу. Девушка пыталась объяснить ему, что бабушка умерла, но он не хотел ее слушать.
– Они заперли меня в карцер, – прошептала она, еле ворочая распухшим языком. – Пить, дайте же мне пить!
– Сеньора, – вещал адвокат, – я подам жалобу, тюремщики не имеют права так обращаться с вами! Но вы должны подписать! И все закончится, обещаю вам, все закончится!
Софья отшвырнула от себя бумагу и прошептала:
– Я хочу увидеть инспектора Гарсиа. Он знает, что я невиновна. Я невиновна...
– Сеньора, вы виновны! – бил по ушам голос адвоката. – Нет смысла отрицать очевидное, вы усугубляете свое и без того ужасное положение! Все улики против вас! Сеньора, подумайте о своем будущем!
Софья свалилась с табуретки и потеряла сознание. Она пришла в себя от того, что ее, как куклу, снова тащили по коридору. На сей раз она оказалась в крошечном помещении, больше похожем на гроб, поставленный в вертикальное положение. Ей пришлось стоять, прислонившись к стене, и Софья ощущала спиной ледяной холод. Скоро ноги ее как будто объяло пламя, ступни сводило судорогой, кости ломило. Девушка пыталась присесть, но не могла. Воздуха не хватало, а едва она закрывала глаза, как раздавался вопль:
– Не спать! Ты не имеешь права спать!
Сколько времени продолжалась эта пытка, Софья не знала. Но вот дверь распахнулась, и несчастная с тихим стоном соскользнула на пол. Глаза слезились, в ушах грохотало, горло, казалось, раздирали тысячи крошечных крючков. Софья хотела одного – умереть. Она уже почти не ощущала боли.
– Сеньора, подпишите! – ныл чей-то тонкий голос.
– Тварь, подпиши! – вторил сочный бас.
– Ты убила бабушку, ты ее убила! – вырывался из недр памяти крик Ады.
– Подпиши, подпиши, подпиши...
Софья не знала, было ли это на самом деле или привиделось ей, но она помнила: кто-то вложил ей в сведенные судорогой пальцы ручку и схватил ее запястье.
– Она подписала! – раздался радостный крик, и Софью оставили в покое.
* * *
– Сеньора! – Софья вздрогнула.
– Сеньора! – Девушка разлепила глаза.
– Сеньора! – Она попыталась повернуть голову, но не смогла.
Все тело пронзала боль, горло саднило, в глазах щипало.
Она поняла, что находится не в камере и не в карцере. Но где же тогда?
– Сеньора! – услышала она повелительный голос. – Я же вижу, что вы меня слышите!
– Кто вы? – прошептала Софья.
– Что вы сказали?
– Кто вы? – набирая в легкие обжигающий воздух, повторила Софья. – Кто вы, кто вы, кто вы? – закричала она.
– Странно, вы шевелите губами, но ничего не произносите, – заявил невидимый собеседник. – Я – комиссар Варгас. Вы меня помните?
Комиссар Варгас, комиссар Варгас... Ах да, он обвинял ее, вопил в лицо и обещал отправить на электрический стул.
– Гарсиа... Умберто Гарсиа... Я хочу говорить только с ним... – выдавила из себя Софья. – Где Гарсиа?
– Вы спрашиваете, где Гарсиа? – осведомился голос. – Увы, комиссар в полиции больше не работает. Он погиб в результате несчастного случая – дом, в котором он проживал, взлетел на воздух – неполадки в газопроводе.
Комиссар Гарсиа тоже умер? Почему все вокруг нее умирают? Разве это справедливо?
– Сеньора, – продолжил Варгас, – я информирую вас о том, что процесс против вас открывается послезавтра. Вы подписали признание, и это облегчит работу суда.
– Я ничего не подписывала, – прошептала Софья.
– Ну как же так? – заявил голос. – У нас имеется признание в организации ограбления музея, под которым стоит ваша подпись, сеньора. В распоряжении суда имеются и масса улик, и ваше чистосердечное признание. Этого вполне хватит для вынесения строгого, но справедливого приговора!
– Мое признание? Я ничего не помню... Я отзываю его! – сказала Софья.
– Вы его отзываете? – вскричал комиссар Варгас. – Сеньора, слишком поздно! Ваши уловки для вас даром не пройдут! Запомните, в ваших интересах придерживаться единственно возможной версии – и покаяться. А теперь спите, у вас... нервный шок, вызванный вестью о смерти бабки. И не вздумайте помешать работе суда!
Процесс проходил в большом старинном зале с величественными колоннами. Софью доставили туда в тюремном автомобиле. Ей выдали неказистый костюм – слишком широкую юбку, жакет явно с чужого плеча и застиранную фиолетовую блузку с белыми разводами. Девушка чувствовала себя лучше, хотя тело продолжало невыносимо болеть. Охранники не отвечали ни на один из ее вопросов, и Софья надеялась, что хотя бы сеньор Миндос ей все разъяснит.
Наручники не сняли, даже когда она уселась на скамью подсудимых. Завидев адвоката, Софья воскликнула:
– Сеньор, быть может, вы объясните мне, что здесь происходит? Вы же мой защитник!
Сеньор Миндос с кислой гримасой на лице ответил:
– Сеньора, вы отказались от моих услуг, причем в письменной форме! Я присутствую на процессе как сторонний наблюдатель.
– Но что это значит? – выпалила Софья.
– Вы изъявили желание защищать себя самостоятельно, – ответил Хуан Миндос.
Софья побледнела. Ей предстоит доказывать собственную невиновность? Но как она сделает это? Ведь она находилась в тюрьме!
– Процесс – не более чем фарс, – заявила она.
Хуан Миндос, посмотрев по сторонам и понизив голос, принялся уговаривать ее:
– Разрешите дать вам совет – забудьте подобные слова! Вы подписали признание, поэтому судья вынесет приговор, а дело слушаться не будет. Сеньора, будьте благоразумны и молчите! Вы получите лет пятнадцать, ну, может быть, двадцать, в любом случае не больше двадцати пяти.
– Двадцати пяти... Но вы же обещали! Вы попросту обманули меня! – закричала Софья. – Вы заодно с ними! Я же невиновна! Невиновна, понимаете? Невиновна!
Адвокат в испуге посмотрел на Софью и продолжил увещевать ее:
– Сеньора, какая теперь разница, вы подписали признание, и изменить ничего нельзя. Поверьте мне, так лучше для вас! Если бы вы по-прежнему отказывались от всего, то умерли бы в тюрьме. Это же не Европа, а Коста-Бьянка! И перестаньте кричать, иначе вас привлекут к ответственности за неуважение к суду!
