Ольга оказалась в университете почти через час. Часы показывали половину третьего, солнце ярко светило, в коридорах, выложенных мраморными плитами, царила прохлада. В деканате Щубач расхаживал по кабинету. Завидев свою аспирантку, Лев Миронович смерил ее мрачным взглядом и процедил:
– Ты что, намеренно заставила меня ждать, Данилина? Я же сказал – через десять минут!
– Лев Миронович, увы, у меня нет возможности добираться до университета на такси или на вертолете, – ответила Ольга, ощущая, что сердце ушло в пятки от собственной смелости.
Декан обожал и поощрял раболепство, лизоблюдство и слепое восхваление собственной персоны. Особенно ревниво он относился к тому, чтобы аспиранты и студенты своевременно поздравляли его по поводу того или иного праздника. Оля вспомнила, как Лев Миронович распекал бедного студента, писавшего у него курсовую работу, – юноша не поздравил Щубача с защитой докторской диссертации. Тот пытался объяснить, что понятия не имел об этом, но декан еще больше разозлился. Он был уверен, что является центром вселенной и любой и каждый на всех континентах должен быть в курсе благой вести – Лев Миронович Щубач получил в Казани звание доктора наук. Вероятно, он не отказался бы, чтобы по случаю этого великого события, как и две тысячи лет назад в Иудее, на небе воссияла новая звезда, а волхвы низложили бы к его стопам драгоценные дары.
А как-то и сама Оля не поздравила его по телефону на седьмое ноября, и это стало темой для серьезной беседы в кабинете декана. Тот раздраженным голосом объяснил, что «научная этика» предписывает аспиранту своевременно поздравлять своего научного руководителя. И пусть праздник советский, да и не праздник вообще нынче, все равно надо звонить и веселым голосом желать ему «всего самого наилучшего». Причем исключительно в первой половине дня, с десяти до двенадцати.
Щубач проследовал из приемной в свой кабинет, опустился в крутящееся кресло. Ольга уставилась на плоский монитор компьютера, красовавшийся на столе Льва Мироновича, она вспомнила, как он, увидев у коллеги-декана супермодный монитор, рвал и метал – у него самого имелся старый, большой, громоздкий, ну никак не соответствующий его статусу. Поэтому из средств факультета было выделено около двадцати пяти тысяч рублей на покупку изящной игрушки.
– Итак, Данилина, ты меня разочаровала, – процедил Щубач. – Садовников обо всем проинформировал, и мне уже позвонил его папаша. Ты знаешь, кто он?
– Рискну предположить, что тоже Садовников, – произнесла Оля.
Лев Миронович быстро замигал и прошипел:
– Его папаша – заместитель директора нефтеперегонного завода! Он очень важный человек – с мэром на «ты», с губернатором в сауну вместе ходит, а ты вынуждаешь меня оправдываться перед ним!
Ольга промолчала. Разумеется, то, что папаша Садовникова ходит в сауну вместе с губернатором, было для Щубача фактом огромной важности. Декан пододвинул к ней лист, в котором Ольга узнала экзаменационную ведомость, сданную ею несколько часов назад в учебный отдел, и швырнул дорогую чернильную ручку с золотым пером.
– Исправляй оценку Садовникову, – заявил Щубач. – Зачеркни «неуд», впиши «удовлетворительно», а внизу сделай приписку: «Исправленному верить» и распишись.
Оля замотала головой и воскликнула:
– Лев Миронович, я не могу! При всем к вам уважении! Этот студент не заслуживает тройки. Он абсолютно ничего не знает и не хочет знать...
– Ставь, я тебе сказал! – рассвирепел Щубач.
Оля еще не видела своего научного руководителя в подобном состоянии. Узкий лоб покрылся испариной, на бледных щеках выступил чахоточный румянец, свинячьи глазки сузились, кинжалообразный кадык заходил ходуном. Ольге внезапно сделалось очень смешно. Она с трудом подавила смех, но сдержать улыбку не смогла.
– Ты что ржешь? – заорал декан факультета. – Ты просекла, что от тебя требуется, Данилина? Ну, пиши, что тебе велено!
– Лев Миронович, я не буду этого делать, – ответила Оля.
Щубач застыл в кресле. Лицо декана сравнялось по цвету с дорогущим шелковым бордовым в лазоревую крапинку галстуком, украшавшим его длинную и морщинистую, как у черепахи с Галапагосских островов, шею. Лев Миронович крякнул, втянул носом воздух и странным тоном произнес:
– Значит, ты категорически отказываешься делать то, что я тебе приказываю?
– К сожалению, не вижу возможности поступить так, как вам хочется, – ответила Ольга.
Декан схватил ведомость, что-то в ней накорябал и бросил на колени Ольге. Она увидела, что Лев Миронович исправил поставленную ею оценку.
– Я как декан обладаю правом исправить ошибки преподавателей, – заявил Щубач. – Отнеси это немедленно в учебный отдел!
Ольга аккуратно положила ведомость на стол и ответила:
– Лев Миронович, я могу быть свободна?
Щубач прохрипел:
– Свободна, свободна! Ты можешь быть свободна, как горная козлица! Убирайся, Данилина! И учти, эта выходка тебе так просто не пройдет! Пошла прочь!
По пути домой Ольга думала о том, как отреагирует мама, узнав о произошедшем. Наверняка будет убеждать, что не следовало идти на конфликт с деканом, предложит принести ему извинения. Нина Сергеевна гордилась тем, что дочь поступила в аспирантуру, и всей душой желала, чтобы та после защиты диссертации осталась работать на кафедре. Но, имея во врагах такого влиятельного человека, как декан Щубач, об этом можно было забыть. И все же Оля считала, что поступила правильно: она не могла ни в чем упрекнуть себя – если студент заслуживает неудовлетворительной оценки, ее он и должен получить. И никакого значения не имеет то, что его отец – «шишка» на нефтезаводе и парится в бане, пардон, в сауне вместе с губернатором области.
6
В течение последующих нескольких дней Оля больше ничего не слышала от научного руководителя, и они с мамой решили, что Щубач потерял интерес к истории с Садовниковым. Но в самом конце июня Оле позвонила Инга, одна из молодых преподавательниц кафедры.
– Лев Миронович просил передать тебе, что завтра в двенадцать состоится заседание кафедры, последнее перед началом отпусков, – сказала Инга, и в ее голосе Оля уловила тревожные нотки.
– А что произошло? – поинтересовалась девушка. – У нас заседания каждый второй понедельник, в этом месяце уже прошло...
– Да итоги сессии вроде бы подводиться будут, – добавила Инга. – И аспирантов аттестовывать...
– Странно, – проронила Оля, – и это тоже было.
Помолчав, Инга осторожно спросила:
– А что у тебя произошло с Щубачом? А то он в последние дни злой как черт. И на твою фамилию реагирует, как бык на красную тряпку.
Ольга не стала посвящать Ингу во все подробности произошедшего, ограничившись парой слов о том, что у нее возникли разногласия с деканом по поводу второй главы диссертации.
