– Открывай, – велела старуха. – Или ты боишься?
Что за чушь, конечно же, Ирэн ни в малейшей степени не боялась. Она попробовала открыть ларчик, но ничего не получилось.
– Нажми на голову минотавра, – подсказала старуха, внимательно наблюдая за ней черными бусинками глаз. Ирэн сделала, как ей велели. Раздалась мелодичная музыка. Коробочка открылась.
Внутри, в небольшом углублении, находилось несколько кусочков смолы, больше похожей на второсортный янтарь – темно-желтой, с пузырьками и черноватыми точками вкраплений.
– Это и есть то, что ты ищешь, – заверила ее старуха.
– Как-то не очень похоже на яд, – произнесла Ирэн. Но на что она рассчитывала, что ей дадут пузырек с наклейкой, на которой изображены череп и кости?
– Не сомневайся, тебе нужно только опустить один из этих кусочков в жидкость и дать жертве выпить. Уверяю, через несколько минут все закончится. Этот яд приготовлен по древнему арабскому рецепту. Он был известен еще при Александре Македонском. Говорят, что и сам полководец отравлен на пиру именно этим ядом. Он забирает силы, лишает разума и жизни.
У Ирэн исчезли последние сомнения. Она отсчитала требуемую сумму и, как обещала, удвоила ее.
Старуха поклонилась и прошептала:
– Пусть все, что ты задумала, осуществится. Но помни: когда боги хотят наказать кого-либо, они выполняют все его желания.
Ирэн вернулась на виллу в отличном расположении духа. Костандиллис отсутствовал, он находился в заграничной поездке. У Ирэн было предостаточно времени, чтобы подготовить убийство.
Убийство… Ирэн закрыла глаза. Могла ли она раньше представить, что захочет намеренно убить человека. Нет, нет и еще раз нет. Отец с матерью воспитывали ее как подобает, прививали моральные принципы, старались сделать из нее хорошего человека. Когда она жила во Франции, ей иногда хотелось прибить мадам Дюбуа или ее сына-бездельника. Но это все были мимолетные желания, которые она никогда бы не осуществила.
С Георгиосом все было иначе. Ирэн вдруг подумала, что, убив мужа, она не воскресит Димитроса. Ну и что, это будет ее месть. И все же старуха права – переступив черту, она никогда не сможет вернуться назад. Убийство – это такое преступление, которое уже не исправишь.
Она заперлась в спальне. Снова открыла ларец. Под странную, не походившую на греческую музыку, которая доносилась из шкатулки, Ирэн вновь и вновь любовалась переливающимися кусочками смолы. Они походили на темные бриллианты. Драгоценности, которые несут смерть.
Муж вернулся неожиданно. Он без приглашения прошел в комнату Ирэн. Обычно сдержанный, Костандиллис весь кипел.
– Я выяснил, кто подготавливал побег бунтовщика, проникшего в наш дом, – сказал он, и каждое его слово, как кинжал, вонзалось в сердце Ирэн.
Она похолодела. Неужели он все знает?
– Ты, – Костандиллис осклабился, и Ирэн поразилась его сходству с монстром, вырезанным рукой неизвестного мастера на шкатулке с ядом. Он подошел к ней и со всего размаху ударил по лицу. Ирэн отшатнулась. Георгиос всегда гордился тем, что относится к женщинам галантно. Он никогда не позволял себе повысить на жену голос и тем более ударить ее.
– Ты отдала мои драгоценности, чтобы вызволить своего любовника, – прохрипел он. Гнев его нарастал. – Вы вместе задумали убить меня, отвечай!
– Георгиос, что с тобой? – только и могла возразить Ирэн. Супруг продолжал бушевать. Он походил на тропический ураган, который сметает все на своем пути. Ирэн стояла на своем: она ничего не знает и понятия не имеет, о чем говорит муж.
Поостыв, Георгиос стал более-менее вменяемым.
– Я лишу тебя всего, – произнес он мрачным тоном. – Я не могу позволить себе скандал, это скажется на моей репутации. Меня засмеют, если узнают, что самому могущественному человеку в Греции наставляла рога жена, да с кем – с жалким бунтовщиком и анархистом. Но ты свое получишь, и очень скоро!
Он приказал Ирэн оставаться в спальне и не покидать ее. У дверей появились вооруженные молодчики. Ирэн поняла, что наступил час расплаты. Еще немного, и она разделит участь Димитроса. Костандиллис никогда не прощал предательства.
Тем памятным вечером в их доме состоялся прием. Скрежеща зубами, к ней зашел Костандиллис – как всегда, в белом костюме и с орхидеей в петлице.
– У нас гости из США, – произнес он. – Одевайся и будь с ними мила. Это твой последний вечер, Ирэн. Ты меня очень разочаровала. Ты мне больше не жена, но я не могу раскрывать наши семейные дрязги перед важными инвесторами.
Ирэн поняла: сегодня вечером – или никогда. Если она первой не нанесет удар, то Костандиллис не будет с ней церемониться. Сколько сотен, нет, тысяч людей, которые выступали против него, оказывались в тюрьмах, других вылавливали в море со связанными руками и ногами, иные просто исчезали. То же произойдет и с ней. Жена Георгиоса Костандиллиса исчезнет. Ее будут искать, решат, что это месть анархистов и повстанцев. О ней забудут… Ирэн не хотелось умирать.
Она выбрала лучшее платье – золотистое, сверкающее. Из драгоценностей – лучистые топазы с бриллиантами. Раскрыла шкатулку. Всего несколько кусочков смолы – и Костандиллиса не будет. Как просто – и могущественнейший временщик умрет.
Когда она появилась в огромном зале для приемов, все смолкли. Ирэн знала, что производит на людей неизгладимое впечатление. Даже в темных глазах мужа она заметила мрачное удовлетворение и восхищение. Он не мог не признать, что сегодня она великолепна.
– Зачем ты предала меня, Ирэн! – с тоской в голосе произнес он. Боже, Ирэн почувствовала укол совести, Костандиллис любит ее.
Она раздаривала улыбки, источала любезности. Американские инвесторы – несколько пожилых сенаторов с увядшими женами, одетыми крайне богато и столь же безвкусно, – восхищались ею.
– Господин Костандиллис, – сказал один из них, – вы обязательно должны привезти вашу супругу в Вашингтон. Я приглашаю вас…
– Разумеется, – ответил грек. На этот раз в его глазах сверкнули молнии мести. Ирэн не сомневалась – это ее последний выход на сцену. Бежать она не сможет. Даже если сейчас она заявит, что муж собирается ее убить, и попросит политического убежища у американцев, это ничего не изменит. Ей не поверят. А если и поверят, то не пожелают из-за одной женщины терять очень выгодный миллиардный контракт.
– Георгиос, я хочу с тобой потанцевать, – сказала Ирэн. Она обожала танго. Муж не проронил ни слова, она чувствовала, как дрожат его руки.
– Тебе пора, Ирэн, – ответил он. – Пора к себе в спальню.
Ей пора. Пора умирать.
– Один бокал шампанского, дорогой, только один, – она взглянула на него, и Георгиос не смог устоять.
Она подала ему хрустальный бокал. Кусочек смолы, который она опустила в него за несколько секунд до этого, растворился.
Костандиллис осушил шампанское, как он это всегда делал, одним залпом. Ирэн замерла у мраморной колонны. Она последний раз видит его живым.
