Руфь нашла себе работу в кафе. Это ее
устроило. Ей было хорошо в городе. Или вернее: где еще ей могло бы быть хорошо?
Когда Уве осенью вернулся в город, в ее комнате
сразу стало тесно.
Ему требовалось много места для себя и своих
вещей. Продажа «Нравов и обычаев» не оправдала его ожиданий, так что у них не
было средств снять еще одну комнату в том же коридоре, которая служила бы им
спальней и местом для занятий.
Руфь не ожидала, что разница между жизнью
одной и жизнью вдвоем будет столь значительна. Уве много ездил, но ведь его
вещи были здесь. Так или иначе, делом Руфи было поддерживать порядок. Бабушка
сказала бы: «А как же иначе!» Но бабушки больше не было, и поговорить с ней
было уже невозможно.
Заниматься живописью Руфь не могла, даже когда
Уве не было дома, хотя она и убрала его вещи и места для работы было
достаточно. Она все время ждала, что он вот-вот явится.
Она написала короткое письмо Майклу и сообщила,
что вышла замуж. Ответ от него она получила только через два месяца. Он
поздравил ее и пожелал счастья. «Не забывай, что ты художник», — написал он в
конце. Но именно это было сейчас как никогда далеко от нее.
Когда Уве был дома, они все время предавались
любви. Кожа у Уве была теплая и круглый год пахла вереском. Бог не одобрял то,
что ей порой хотелось, чтобы на месте Уве был другой. Руфь это знала. Если
Эмиссар прав, она будет за это наказана. Однако тосковала она не по Майклу. Не
по разговорам с ним. Не по его живописи.
Через равные промежутки времени Уве предлагал
поехать на Остров, чтобы навестить мать и Эмиссара. Руфь не говорила ни «да»,
ни «нет», но ловко придумывала отговорки, чтобы отложить поездку.
«Надо же мне что-то делать», — твердил он постоянно.
Это означало, что постоянно должно что-то происходить. Если ему казалось, что в
их жизни почти ничего не происходит, он уходил из дома. Поскольку читал он
быстро и внимательно, у него оставалось много свободного времени, чтобы бывать
в городе.
Руфи надоело просыпаться от его звонков, когда
он забывал ключи. Но, по-своему, ее радовало и это. Ведь он возвращался.
Значит, он всегда помнит о ней, даже если его нет рядом.
А когда он бывал дома, казалось, что он
прекрасно чувствует себя в ее комнате, даже лучше, чем она сама. Он поставил на
письменный стол проигрыватель и никогда не убирал на место свой тренировочный
костюм. Теперь комната как будто принадлежала ему. Он передвигал и переставлял
вещи, которые ей и в голову бы не пришло тронуть.
Ей было приятно, что Уве так хорошо учится, и
она сказала ему об этом. Что он думает о ней, она не знала, но он ни на что не
жаловался.
Раньше она не понимала, как важна для мужчины
популярность у девушек. Теперь поняла. Не раз ей случалось одной возвращаться
домой с вечеринок. Сначала у нее было такое чувство, будто ей по сердцу провели
колючей проволокой. Но постепенно она к этому привыкала.
— Тебе надо лучше присматривать за Уве, —
сказала Анне, студентка из ее группы, когда они вместе возвращались из училища.
Руфь остановилась, но расспросить Анне не
рискнула.
— Точно нс знаю. Но девчонки болтают разное.
Вот оно что! Теперь Руфь поняла, о чем идет
речь. Записка — « В девять часов? », выпавшая из тетради Уве при уборке. Другие
мелочи, которые должны были показаться ей странными.
Уве любил курить, лежа на шкуре далматинца.
Руфь скатала шкуру и убрала в чулан под лестницей. Когда Уве спросил, где
шкура, она заплакала и устроила сцену. Не смогла удержаться. Уве все отрицал.
— Тебе среди бела дня мерещатся привидения! — с
презрением бросил он, и они ни до чего не договорились.
Через полчаса они, несмотря на ранний час, уже
лежали в постели. «Надо же чем-то заняться, чтобы тебе перестали мерещиться
всякие глупости», — сказал он.
* * *
Они получили работу в городишке, в котором
Руфь никогда не бывала, но Уве считал, что лучшего места на свете нет.
Первое время все шло хорошо. Уве спешил
расставить вещи и привинтить все, что нужно, в новой муниципальной квартире.
Стены комнат были выкрашены в пастельные тона.
Дом стоял рядом со школьным двором. С другой
стороны проходила дорога и лежало море. В непогоду до них доносился грохот
волн. Это служило Руфи утешением. Она только не знала, от чего.
В их доме жили только учителя. Руфь поняла,
что тут принято приглашать друг друга на кофе, если хочешь, чтобы на тебя не
смотрели косо. Одно время она пила очень много кофе. И даже пекла торты для
соседей. Но принимать участие в их разговорах у нее как-то не получалось.
Преподавать ей нравилось. Несколько раз на
уроках с четвероклассниками ей мерещился Йорген.
Зимой Уве заболел свинкой. Местный врач
сказал, что он может стать бесплодным, потому что болезнь «спустилась вниз»,
как он выразился.
Несколько дней Уве лежал, зажав между ног
подушку, и стонал. А когда поправился, его стали заботить мысли о
воспроизводстве. «Все нужно испытать», — мрачно объявил он.
Руфь чувствовала, что еще не готова стать
матерью. Она набралась храбрости и сказала ему об этом. А если бы она была в
нем уверена, она бы призналась, что сначала ей хочется написать несколько
картин.
— Я так устаю в школе, целый день занимаясь с
чужими детьми! — сказала она.
Он бросил на нее взгляд оскорбленного мужа.
— Ты устаешь не больше, чем я. Но если тебе
так угодно... — Он надел рубашку, брюки, и через мгновение она услыхала, как
хлопнула входная дверь.
Она увидела Уве только на другой день в школе.
Он был бледен, и от него пахло перегаром. На большой перемене он помогал одной
из молоденьких учительниц работать на стеклографе. Они долго оставались в
подвале, где стоял аппарат.
Вернувшись вместе с ним домой, Руфь услыхала,
что кричит на него голосом своей матери. Это было так отвратительно, что она
тут же замолчала. В последующие дни она ни разу не повысила голос. Ей удалось
даже больше не думать об этом.
Однажды утром ее вырвало, и она поняла, что
беременна. Ну и ладно, подумала она, теперь хотя бы можно не предохраняться.
Несколько дней Уве был счастлив и нежен. И
даже взялся вместо нее следить за порядком на школьном дворе на этой неделе,
чтобы она побездельничала, как он выразился.
Неделю за неделей ее рвало, есть она совсем не
могла. Уве, который успел уже стать в городке важной персоной, вечно куда-то
спешил. У него было столько дел, что вечеров ему не хватало. Но поскольку Руфь
сильно уставала и вынуждена была рано ложиться, чтобы у нее хватило сил
работать на другой день, она не возражала — пусть уходит и занимается чем
хочет.
* * *
Все началось с крика. Он разодрал ее на части.
Голову. Тело. Крик Йоргена. Нет, это ее крик. Она падала вместе с ним. С горы
на крышу. С крыши на берег. Йорген летел головой вниз. Они всё падали и падали.
