Для норвежцев они были всего-навсего нищие лопари, и потому их даже не занесли в подушные списки.
С двенадцати лет Стине пришлось идти в люди и зарабатывать себе на жизнь. Она работала скотницей в одной усадьбе на юге Тьелдсунда. Потом родила мертвого ребенка, и ее заставили уехать оттуда. Ее не обвиняли в том, что она убила своего ребенка. Только в недостойном поведении.
Хозяин хорошо к ней относился. Но хозяйка больше не желала видеть у себя эту лопарку. И Стине уехала. Хотя грудь у нее лопалась от молока и кровотечение после родов еще не прекратилось.
— Женщинам ничего не стоит разорвать человека на лоскутки, развеять их по ветру, а потом спокойно поехать в церковь! — заметила Дина.
— Кто тебе это сказал? — медленно спросила Стине.
— Ленсман.
— В Рейнснесе таких нет, — заметила Стине.
— Да и таких, как ленсман, тоже, — твердо сказала Дина.
— Твоя мать была не такая?
— Нет! — быстро ответила Дина и вышла из комнаты.
На каждое время года у Стине была своя работа. Она словно совершала особый ритуал. Плела коробы из бересты, ткала небольшие салфетки, собирала целебные травы и травы для окраски сетей. У нее в комнате пахло лесными клопами, шерстью и здоровыми детьми.
В чулане, где хранилась еда, у Стине были свои полки. Там остывали и отстаивались ее отвары, прежде чем она разливала их по бутылкам. На случай болезни.
После того как Нильса вынули из петли, Стине всю работу делала механически. Это продолжалось долго.
Однажды поздно вечером Дина послала за ней. Все уже легли, когда Стине постучалась в дверь и протянула Дине карту Америки.
— Мне следовало давно отдать тебе эту карту, да все не получалось, — сказала она.
Дина разложила карту на кровати, склонилась над ней и внимательно изучала ее.
— А я и не знала, что это ты взяла у Нильса карту. Я собиралась поговорить с тобой о другом… Ты хотела уехать вместе с Нильсом?
— Нет! — твердо ответила Стине.
— Тогда зачем же ты взяла эту карту?
— Взяла, и все! Ведь он не мог без нее уехать! Дина выпрямилась и встретилась со Стине глазами.
— Ты не хотела, чтобы он уезжал? — Нет!
— А зачем он тебе был нужен здесь?
— Ради Ханны…
— А если бы он тебя позвал, ты уехала бы с ним в Америку?
В комнате воцарилось молчание. Звуки дома, словно крышка ведро, накрыли обеих женщин. Они сидели в ведре. Вдвоем. И каждая — наедине с собой.
Стине начала догадываться, что в этом допросе таится особый смысл.
— Нет, — наконец ответила она.
— Почему?
— Потому что мне хочется жить в Рейнснесе.
— Но может, вы хорошо бы зажили и там?
— Нет.
— И ты думаешь, что из-за этого так и получилось?
— Нет…
— Как ты думаешь, почему он так сделал? Повесился.
— Не знаю… Поэтому я и принесла тебе карту.
— А вот я знаю, Стине, почему он повесился. И к тебе это не имеет никакого отношения!
— Люди говорят, что это мое колдовство довело его до могилы.
— У людей язык как помело! — рявкнула Дина.
— Но иногда… они бывают правы…
— Нет!
— Откуда ты знаешь?
— У него были свои причины. Никто, кроме меня, о них не знает. Он не мог больше жить здесь.
— Потому что хотел жениться на тебе? — спросила вдруг Стине.
— Он хотел владеть Рейнснесом! Это единственное, что у нас с ним было общего!
Глаза их встретились. Дина кивнула.
— Ты умеешь колдовать, Стине?
— Не знаю… — ответила Стине едва слышно.
— Тогда, значит, мы с тобой заодно, — сказала Дина. — И пусть люди поостерегутся! Правда?
Стине смотрела на нее во все глаза:
— Ты и впрямь так думаешь?
— Да!
— Понимаешь… бывают силы…
— Я знаю. Если бы не эти силы, нам бы не победить.
— Меня они спасли…
— Спасли? Каким образом?
— Это все дьявол…
— Дьявол не занимается такими пустяками, Стине. Спроси хоть у матушки Карен.
— Нильс повесился, какие же это пустяки!
— Ты жалеешь Нильса?
— Не знаю.
— Это хорошо, даже если ты жалеешь человека, который повесился.
— Может быть.
— Я думаю, что твоя жалость спасет его во всех отношениях. Значит, он повесился не напрасно.
— Ты правда так думаешь?
— Да. Одно доброе дело Нильс, во всяком случае, сделал. Поэтому я и просила тебя прийти ко мне. Он оставил в банке небольшую сумму на имя Ханны. Это поможет ей в жизни. Денег там примерно столько, сколько стоит билет до Америки.
— О Господи! — проговорила Стине, внимательно изучая клетки на своем переднике. — Я слышала об этом, но думала, что это не правда, как и всё, что говорят обо мне! Что мне делать с этими деньгами? — прошептала она не сразу.
— Они избавят тебя от нужды, если Рейнснес вдруг попадет в лапы черта, — многозначительно сказала Дина.
— Черт никогда не бывал в Рейнснесе, — серьезно сказала Стине. Она снова замкнулась в себе. Собралась уходить. — А Нильсу следовало подумать о Ханне, прежде чем он решился на это…
— Он подумал и о тебе.
— Зря он это сделал! — с неожиданной силой сказала Стине.
— Что зря — оставил вам деньги?
— Нет, повесился.
— Но может, это был единственный способ отдать вам эти деньги, — сухо сказала Дина.
Стине судорожно глотнула воздух. Потом лицо у нее посветлело. Старинная, украшенная резьбой дверь с медной ручкой осторожно разделила женщин.
Матушка Карен называла это весенним чудом. Оно повторялось каждый год с той самой весны, когда в грудях у Стине не осталось больше молока. А началось все с того, что Стине увидела гагу, которая гнездилась на прибрежных шхерах и островах. И узнала, что в нынешние времена гагачий пух ценится очень высоко.
Стине всегда ладила с природой. Она начала строить укрытия для гаги. Связывала из веток можжевельника что-то вроде палаток. Кормила птиц и разговаривала с ними. А главное, следила, чтобы никто не тревожил их и не трогал их яйца.
Весна за весной птицы сотнями возвращались к родным берегам. Они выщипывали на груди пух и выстилали им свои гнезда.
По всему приходу шла молва о том, как лопарка из Рейнснеса пасет гагу. И суммы, которые она выручала за собранный в опустевших гнездах пух, вырастали до невероятных размеров.
