В первый же субботний вечер мы, прихватив бутылочку вина, отправились на вечеринку в Виста-Пойнт. Небо было ясным и безоблачным, на синей воде едва заметно покачивались маленькие парусные лодки, а город вдали казался белоснежным. Можешь себе представить, какое все это произвело на меня впечатление? Даже окутавший город туман больше походил на белый дымок вокруг сияющих башен Золотых ворот.
Но, как ты сам знаешь, все хорошее когда-то кончается. Три недели спустя я чуть было не стала жертвой ограбления. Какой-то парень напал на меня в подъезде и попытался вырвать сумку. Но я вцепилась в нее обеими руками и принялась орать как резаная. И слава богу, он убежал. Ведь в сумочке лежали все мои дорожные чеки. Я так испугалась, что спрятала чеки от греха подальше под половицами.
Затем там же, на Пейдж-стрит, этажом выше произошла жестокая разборка. Я хочу сказать, наркоманы разнесли на мелкие кусочки все имущество живших там ребят. Они перевернули мебель, вытряхнув наружу содержимое шкафов, выдернули провода из телевизора, в клочья разодрали ковры, выломали замки из дверей, а потом надели наручники на обитателей квартиры и куда-то увели, так что больше мы их уже не видели.
Но, несмотря на такие жестокие жизненные уроки, я не утратила решимости идти своим путем. Но мне необходимо было вновь вспомнить, кто я такая, и тогда я отправилась в букинистический магазин за журналами, где говорилось о моей маме. Я даже купила видеозаписи ее старых фильмов. А потом мне улыбнулась удача, и я увидела объявление в журнале, где предлагалось заказать любой фильм, даже не вышедший на экраны в Штатах. Я заказала «Конец игры» и получила кассету. У меня, конечно, не было видеомагнитофона, и я не имела возможности посмотреть фильмы. Но это не имело значения. Я их получила. Теперь у меня была с собой частица моего прошлого, которое останется со мной, даже если я сотру все следы, чтобы никто не догадался, кто я такая.
Шатаясь по улицам, я хорошо усвоила еще одну вещь. Девочка на улице и парень на улице — две большие разницы. У девочки на улице нет будущего. Они могут забеременеть, могут подсесть на наркотики, могут стать проститутками. Их обманывают парни, с которыми они встречаются. Они обстирывают и обслуживают какого-нибудь рок-музыканта без гроша в кармане, а потом тот вышвыривает их на улицу. Парням везет немного больше. Голубые, с которыми они спят за деньги, возят их в разные хорошие места. Гомосексуалисты всегда вносят элемент романтики в подобные отношения. И парни могут воспользоваться своими сексуальными партнерами как ступенькой наверх, в другой мир.
Я много думала и пыталась понять, почему так происходит. Почему улица перемалывает девочек, а парням удается выкарабкаться? Почему девочки теряют, а парни находят? Естественно, не все парни были такими уж умными. Им приходилось держать язык за зубами, и их тоже вводил в заблуждение фальшивый блеск уличных приключений. Но парни обладали определенной степенью свободы, которой у девочек не было.
Как бы то ни было, я решала вести себя так же, как уличные мальчишки, а именно: смотреть на себя как на достаточно привлекательный объект внимания со стороны других людей.
А потом я обнаружила еще кое-что. Если сменить одежду уличного панка на форму ученицы католической школы, которую можно было купить в магазине подержанных вещей на Хейт-стрит, и смыть вызывающий макияж, то к тебе будут хорошо относиться в респектабельных местах. Я имею в виду, что иногда ходила позавтракать, например, в «Стэнфорд-корт» или «Фэйрмонт». Мне необходимо было хоть на время приобщиться к миру, который покинула. Я всего-навсего заказывала себе вкусную еду, читала «Вэрайети» и пила кофе, но мне было хорошо и спокойно просто сидеть в ресторане или в холле гостиницы и чувствовать себя в безопасности. И по такому случаю я всегда надевала форму ученицы католической школы. По большим магазинам я тоже ходила в школьной форме. Девочка из состоятельной семьи — такой была моя легенда.
А потом в один прекрасный день я открыла газету и увидела твое фото, а еще объявление о встрече с читателями. Даже если бы Олли постоянно не твердил о «Багровом Марди-Гра», я вряд ли пропустила бы объявление. В детстве я прочла все твои книги.
Но здесь определенную роль все же сыграло то, что на Файер-Айленд я нашла твои старые книги и, конечно же, «Багровый Марди-Гра». И мне стало любопытно. Захотелось на тебя посмотреть. И я решила подклеить тебя так, как всегда клеят клиентов мои друзья гомосексуалисты: установить зрительный контакт и завлечь, — словом, сам знаешь.
Обнаружив, что ты весьма привлекателен и не прочь со мной пофлиртовать, я пошла дальше. Я услышала, что ты собираешься на званый вечер в «Сен-Франсе». Тогда я купила книгу и подкараулила тебя в холле отеля.
Ну а дальше ты и сам все знаешь. Но я должна тебе сказать, что с тех пор, как я убежала из дома, у меня еще не было такого странного приключения. Для меня ты был прекрасным принцем из сказки: сильным, но добрым, своего рода сумасшедшим любовником, который пишет замечательные картины и живет в совершенно безумном доме, полном игрушек. Мне сейчас нелегко анализировать, да и, пожалуй, еще не время для анализа. Но по-моему, на своем жизненном пути я до сих пор не встречала более свободную личность. Тебя абсолютно ничего не задевало и не трогало, хотя ты очень хотел, чтобы я потрогала тебя. Я поняла это с самого начала. И как я тебе уже говорила, у меня никогда не было такого зрелого мужчины. И мне никогда не приходилось встречать такое терпение и такое понимание.
В отличие от всех остальных, которые умело пользуются своей привлекательностью, ты, похоже, даже не представляешь, насколько хорош собой. Просто твоя одежда тебе не идет. И волосы подстрижены кое-как. Мне понравилось постепенно преображать тебя, одевать в модные костюмы, приличные пиджаки и свитера. Снимать с тебя мерки, чтобы покупать новую одежду. И знаешь, что случилось? Тебе было все равно, хотя выглядел ты абсолютно потрясающе. Когда мы с тобой куда-нибудь ходили, то все, буквально все обращали на тебя внимание.
Но я опять забегаю вперед. Я влюбилась в тебя, можно сказать, уже на второй день. Я позвонила папе из телефонной будки в Сан-Франциско и рассказала о тебе. Я точно знала, что все будет хорошо.
Но наши отношения могли кончиться, так толком и не начавшись, когда ты показал мне свой первый портрет Белинды и заявил, что не будешь выставлять картину, чтобы не разрушить свою карьеру художника. От твоих слов я просто взбесилась. Но ты и сам помнишь. И я твердо решила покинуть тебя навсегда, что, возможно, было бы лучше для нас обоих. Не то чтобы я не поняла, почему ты не хочешь выставить картины. Просто это напомнило мне историю с «Концом игры».
«Ну вот, началось, — подумала я тогда. — Я только всем все порчу». Меня душила ярость, раздирали противоречивые чувства.
Но потом, как ты помнишь, произошло то убийство на Пейдж-стрит, я позвонила тебе, и мы снова были вместе, совсем как когда-то с Марти. Я знала, что люблю тебя и не собираюсь тебя бросать, ведь что бы ты ни решил насчет картин, ты был в своем праве, и не мне тебя судить. Мне было так хорошо рядом с тобой, так приятно было любить и быть любимой, что все остальное не имело значения.
