— Я не могу на Мальдивы… У меня и паспорта с собой нет.
— Ничего, ничего, это не важно…
Опираясь на руку нового знакомого, Ребенок шла почему-то в глубину помещения, и было непонятно, как таким путем они попадут на Мальдивы.
— Мне плохо, — пожаловалась она. — Тошнит…
— Да, да, сейчас умоемся и станет легче…
Действительно, они оказались в туалете, но не подошли к раковине с освежающей водой, а зашли в кабинку. Тут же юбка взлетела под мышки, а Ромуальд, присев, стал спускать с нее колготки.
— Вот так, так, сейчас все будет очень хорошо…
В этот момент у Ребенка закружилась голова и ее вырвало. Прямо на курчавую голову, модную курточку и свежую сорочку.
— Ты что?! Сука!
Ромуальд вскочил и отвесил ей пощечину — увесистую, обидную, громкую. Она инстинктивно вцепилась ногтями в жирную физиономию, рванула вниз, оставив красные полосы…
— Ну, все! — заверещал Ромуальд, но тут в кабинку заглянула Оксана.
— Что тут такое?! — гаркнула она, и Ромуальд мгновенно исчез.
— Что, не поладили? Ты ему всю рожу расцарапала… Пойдем, я тебя умою…
Ребенка опять вырвало, на этот раз в унитаз. Потом она долго умывалась, полоскала рот, извела почти все бумажные полотенца.
— Эх, хотела тебя с нами позвать, да ничего не выйдет! — пожалела Оксана. — Тебе домой надо!
Когда вернулись в зал, Ромуальда там уже не было, зато на них стали оглядываться. Бармен криво улыбался, нагло рассматривая Ребенка и продолжая встряхивать шейкер.
— Может, вызвать милицию? — с улыбочкой спросил он.
Милиция. Точно. Приедет милиция, там все знают Фила, они весь этот поганый бар по кирпичику разнесут… И тут же в голове нарисовалась дикая, кошмарная картина: какой-нибудь капитан Дроздов, рядом Фил, напряженный, ссутуленный. Коллеги, конечно, его успокаивают как могут, как позволяют душевная чуткость и воспитание:
«Да не расстраивайтесь вы так, Филипп Михайлович! Ну, с кем не бывает… Выпила немного, поцапалась в баре с мужиком этим… Сейчас беспредельщиков всяких, сам знаешь, развелось… Ну сам посуди: за грудь ее лапал, за задницу, по щекам бил, все такое. Чуть не изнасиловал прямо там, в туалете. Что ей было делать?»
— Нет! — завопила она так, что самой стало страшно. — Не надо никакой милиции!
Фил ее убьет, если узнает.
«Зачем же я пила так много?» — с тупым недоумением подумала она, пробираясь к выходу через лес тянущихся к ней рук. Откуда эти руки? Что вообще происходит? Нет, это Оксана и ее компания, помогают, набрасывают на плечи шубку. Что она говорит? Подождать пару минут? Нет, ни секунды!
Она очутилась на крыльце, тяжело дыша, видя перед собой суматошные клубы белого пара, вырывающегося из ее рта.
«Ужас. Дышу, как лошадь, — подумала она. — Надо скорее протрезветь».
— Могу чем-нибудь помочь, юная леди?
Рядом с ней на крыльце стоял стареющий донжуан, тот самый, что недавно вошел в бар. Седые волосы аккуратно зачесаны назад, даже как-то слишком аккуратно. Может, он тоже маньяк? Донжуан курил короткую трубочку и смотрел на Ребенка с сочувствующим видом. Очень, очень подозрительный тип.
— Может, такси вам вызвать?
Она отшатнулась от него, сбежала с крыльца, побежала к улице. Увидев огни приближающейся машины, отчаянно замахала рукой. Машина остановилась. О, счастье!
Она рванула на себя дверцу, вскочила в расцвеченную красно-зелеными лампочками приборов темноту, сбивающимся голосом назвала адрес.
— И поскорее, пожалуйста!
Машина тронулась. Сейчас Ребенок боялась, что Фил приедет раньше ее. Всего какой-то час назад она собиралась пуститься во все тяжкие, может, даже навсегда вычеркнуть его из своей жизни, а сейчас больше всего хотела, чтобы он ничего не узнал, не догадался даже, чтобы жизнь текла дальше по привычному руслу.
— С вами все в порядке, эй? — повернулся к ней водитель.
— Все нормально.
— А то я как-то подбирал здесь одну девчонку, в ноябре еще, так у нее глаз был разбит, в «скорую» пришлось отвозить… Помнишь, Вить, ту малолетку?
— В желтых сапогах, ну да… — раздался сзади низкий хрипловатый голос.
Она даже подскочила. На заднем сиденье сидел огромный мужик в тулупе или какой-то непонятной мохнатой шубе. Как она его могла не заметить? Он что, под сиденьем прятался? Ребенок хотела крикнуть, но почему-то не смогла. Горло схватил спазм.
— Остановите машину, пожалуйста! — выдавила она, чуть не плача, не надеясь уже, что ее послушают, что вообще услышат.
— Осторожней там, эй? — раздался голос водителя. — Ты чего, на ходу собралась выпрыгивать?
Голос вдруг показался ей знакомым. Не он ли вез ее сюда, в «Испанский дворик»? Может, это целая банда — он, мужик этот и красногубый слизняк в баре? Может, они специально следили за их квартирой…
Это враги Фила! — дошло вдруг до нее. Уголовники! Вот в чем дело! У них все было спланировано!
— Остановите, прошу вас…
Она сама себя с трудом услышала. Быть избитой и изнасилованной — это еще далеко не самое страшное, что ей предстоит сегодняшней ночью. Они будут потрошить ее, как мальчишки потрошат найденного на мусорке плюшевого мишку. Она уже все равно что неживая для них, просто красивая оболочка, через которую им надо добраться до Фила. И они доберутся.
— Здесь останавливаться нельзя, — буркнул водитель.
Но надо что-то делать, ведь верно?
Повернувшись, она разглядела зловещий силуэт водителя на фоне освещенной улицы. Если бы был газовый баллончик… Ну почему, почему Фила сейчас нет рядом?!
— Я сейчас вырву…
Машина резко остановилась, взвизгнув тормозами.
— Ну, тогда выходи, быстро!
— А то один тут нам всю машину заблевал, за химчистку сотню «зеленых» отдать пришлось, — добавил мужик в тулупе.
Не помня себя, Ребенок выскочила на тротуар, с грохотом захлопнула дверь. Водитель еще что-то прокричал ей вслед (кажется, «пить меньше надо, дамочка!»), машина взревела и умчалась по проспекту. Ребенок побежала в обратную сторону. Потом остановилась, жадно глотая холодный воздух.
Неужели пронесло? Или это все-таки были не бандиты?
«Пить меньше надо, дамочка», — сказала она себе.
Еще подышала.
Осмотрелась.
Оказалось, она совсем недалеко от дома. Осталось пройти какой-то квартал. Только на этот раз без приключений, осторожно, по стеночке…
А Фил наверняка уже вернулся. Что она ему скажет? Что соврет?
Над этой проблемой Ребенок размышляла всю дорогу домой. Перед дверями своего подъезда она совсем успокоилась, даже вернулось раздражение на мужа — из-за него (а из-за кого еще?) едва не влипла в историю, а теперь еще должна как-то выкручиваться, выдумывать что-то. Больно много чести! Он-то сам небось даже не беспокоился о ней за это время, может, и не вспомнил ни разу даже!
