Во время рассказа, Крыса то и дело косился на блондинку, следя за произведенным впечатлением. Однако она смотрела куда-то мимо и думала явно о чем-то постороннем. Похоже, что подобные рассказы она слышала здесь не в первый раз и не находила ничего из ряда вон выходящего в том, что четверо пацанов мимоходом избили и покалечили каких-то уголовников.
— И что дальше? — поинтересовался Шкет.
— Откланялись, сели в тачку и домой рванули! — загоготал Крыса. — А они там так и остались валяться на асфальте, как дохлые!
— Так и было, Бомба? — спросил Шкет.
Бомба достал из пивного бокала широкое дегенеративное лицо и важно кивнул. Он, как и Шкет, почти не подрос за прошедшие два года, зато покрылся какой-то ненормально густой рыжеватой щетиной, брил которую крайне неохотно и нерегулярно. Как и прежде, в компании своих он был обычным пацаном, для всех же остальных оставался умственно неполноценным. Такое положение вещей его волне устраивало.
— Крыса все в точку изложил, — прогудел он низким голосом. — Бандосы были конкретные. Рожи, ухватки… Если бы мы им оборотку не дали, они бы нас на куски порвали!
— Мильонщик? Хан?
Шкет повернулся к двум парням, сидевшим за его столиком. Кучерявый и тощий Хан буркнул:
— Все так и было…
Похожий на розовощекого амура Мильонщик заулыбался и развел руками:
— Кто к нам с мечом, как говорится, придет…
Шкет молчал, и «волчары» тоже притихли, ожидая вердикта вожака. Лишь кто-то отвесил звонкую оплеуху Шептуну, который по идиотской своей привычке опять испортил воздух.
— Все правильно! — изрек наконец Шкет. — «Волки» топчут бандосов, «мусоров» и всех остальных — это наше право и наш закон. Цифра, отвесь победителям, что им причитается!
— У-у-у-у!! — поднялся радостный вой.
Губастая блондинка встала из-за столика, привычно задрала свитер и выпрастала из лифчика не по годам развитую белую грудь. Мильонщик первый оказался рядом, положил на нее ладонь, поболтал языком по соску. А-ла-ла-ла!
Цифра рассмеялась:
— Щекотно!
Тощий Хан неуверенно дотронулся до груди, покраснел и отошел в сторону. Зато Крыса вцепился в нее обеими руками так, что Цифра ойкнула от боли — за что сразу же схлопотал от Шкета по шее. Чествование победителей было закончено, вечер продолжался, Франц носился по залу с бокалами, а Цифра уже хохотала над какой-то сальной шуткой Мильонщика, и все было ништяк.
— Вас никто потом не искал? — спросил Шкет у Крысы.
— Не знаю, — сказал тот. — Мы на Западном «бэху» в гараж загнали, там наш человек живет. А потом на «мотор» сели и уехали.
— А сейчас тачка где?
— Здесь стоит, во дворе. А что? Думаешь, эти бандюки по всему городу шарить будут, искать нас? Фиг там! К тому же я номера еще утром поменял. Мало ли серых «бэх» в городе!
— Ладно, — сказал Шкет, разглядывая худосочный анфас Крысы. — А у них что за тачила была?
— Я ж говорю — джип здоровенный!
— А точнее?
— «Линкольн-навигатор», — подсказал Хан, который еще только собирался получить права, но, в отличие от Крысы, знал о машинах все. Или почти все. — Серия 2007 года, движок пять с половиной литров, триста «лошадей». Таких в городе раз-два и обчелся. Какой-то крутой «угол».
[14]
— Крутых углов не бывает! — с умным видом изрек Крыса. — Углы бывают тупые и острые. Но чаще тупые…
— Еще бывают прямоугольные, — напомнил ему Хан.
— Ага! И кривоугольные!
— Заткнись, Крыса, — бросил Шкет с раздражением. — Эти, в «линкольне», как-то называли друг друга? Клички какие-нибудь?
— Нет. Не помню…
Шкет задумчиво сплюнул на пол.
— Ясно, — сказал он. — Ночью «бэху» отгонишь куда-нибудь в укромное место. И пока забудь о ней. Светиться не надо.
— А чего? — Крыса надулся. — Я никого не боюсь! Помнишь, как мы тех грузин на Левбердоне порвали? Никто не дернулся даже! И ничего не было!
Шкет хорошо помнил. В конце августа «волки» совершили налет на грузинский ресторан на левом берегу. Вломились туда ночью, за полчаса до закрытия, охрану и всех, кто там был, положили на пол, сняли кассу и выпотрошили бумажники у посетителей. Все были настолько ошеломлены и деморализованы, что никто даже не оказал сопротивления. Двоих мужиков в дорогих костюмах «волчары» отмудохали скорее для острастки, чтобы другим неповадно было. А еще порезали шины у автомобилей на стоянке (там были очень недешевые модели) и побили стекла — это уже из чистого озорства и избытка энергии. Все прошло на удивление гладко и без последствий. До того они ограничивались разгромами продуктовых ларьков, нападениями на отдельных граждан и небольшие подвыпившие компании и — изредка — угонами авто. В тот раз «волки» провернули настоящее дело и сильно выросли в собственных глазах.
— Я сказал — не светись, и точка! — рявкнул Шкет. — Запомни, дурило: хочешь жив остаться, так сам не будь тупым и кривоугольным! Одно дело, когда ты охотишься, совсем другое — когда на тебя охота идет! Надо мозгами шевелить!
Пьяный Крыса хотел что-то возразить, явно отказываясь внять совету вожака и пошевелить мозгами. Но Мильонщик перебил его, обратившись к Шкету:
— Слушай, а почему ты так «углов» ненавидишь? Ты же сам, вроде, крутился среди них, и даже был в авторитете, ведь так?..
Здесь Мильонщик немного преувеличил, — наверное, из дипломатических соображений. А может, и в самом деле кто-то такие слухи распространял. Возможно, даже сам Шкет.
— Все «углы» — гнилье! — веско изрек Шкет. — Ни идеи, ни чести, одни только понты и рисовки!
— Так ведь говорят, того… — Мильонщик смутился, с одной стороны — не смея перечить вожаку, с другой — желая уточнить его позицию. — Говорят, типа, наоборот: воры по понятиям живут, зорко следят за этим. «Правилки» у них там всякие, смотрящие и все такое… Типа все по справедливости, вор вора в обиду не даст. И песни эти, шансоны ихние… Там тоже обо всем таком поется, я сам слышал…
— Это только песни! В песнях у них все красиво! А на деле — куча говна! — Шкет сверкнул глазами. — Я когда-то тоже наслушался, уши развесил, через это чуть жизнью не поплатился!
— Как это?
У столика уже сгрудилась целая компания — Каленый, Гвоздик, Берц, Лопух, недавно принятый в стаю спортсмен-каратист по кличке Ниндзя и другие. Всем хотелось услышать волнующую быль из жизни вожака. Набегавшийся за вечер Франц устало присел у стойки и закурил. Он все это уже слышал.
— Я был правильным пацаном, — начал рассказ Шкет. — Жил по понятиям, в общак долю отстегивал. И хотя мне 16 всего было, на Богатяновке меня знали и уважали. И был там такой хмырь Зема, из воров, он меня вроде как опекал. Часто говорил мне по пьяни: ты, Шкет, запомни, если и есть на земле люди чести, так это такие, как я и ты. Так что, мол, если у тебя какой напряг возникнет, ты сразу дай мне знать. Я к тебе хоть с того света явлюсь, но в беде не брошу.
