Вернувшись в номер, я села возле окна, уже не пытаясь избавиться от тягостных мыслей. И в темном стекле мне мерещилось лицо Генриетты с печальными глазами, которые словно молили о чем-то.
— Я тебе верю, — пробормотала я. — Я разберусь в этой истории.
Теперь я считала, что обязана сделать это. Ради нее и ради себя.
Уснула я только под утро. Разбудила меня горничная, открыла дверь своим ключом и, обнаружив меня в постели, начала извиняться. Я взглянула на часы, половина одиннадцатого. Солнечные лучи тысячью бликов играли на тюлевых занавесках. Но настроения это не улучшило. Вчерашняя решимость вновь сменилась гнетущей тоской.
Я отправилась в душ, холодная вода придала бодрости, голова больше не казалась такой тяжелой, а мир за окном отвратительным. Позавтракав в кафе на первом этаже, я попросила девушку-администратора вызвать такси. Ждать пришлось минут пятнадцать, все это время я прогуливалась возле дверей гостиницы, пытаясь составить подобие плана.
Наконец появилась машина. За рулем сидел молодой парень, улыбнулся и спросил:
— Куда прикажете?
— Мне нужно в Трубное, это где-то в пригороде.
— Знаю. И что такой красивой девушке понадобилось в этом гиблом месте?
— Почему «гиблом»?
— Вы приезжая? — усмехнулся он, я кивнула, а он добавил: — Сами увидите.
Человеком он оказался словоохотливым и всю дорогу до Трубного говорил практически беспрестанно.
— Вечером я бы туда ни за что не поехал. Шпана на шпане и шпаной погоняет. У вас там родственники?
— Дальние. Я даже точного адреса не знаю. Какой-то хутор, велели спросить у местных.
— Спросим, — кивнул водитель. — Меня Сергей зовут, а вас?
— Генриетта.
— Редкое имя. Если хотите, я вас там подожду.
— Боюсь, придется задержаться.
— А сами откуда?
В другое время его навязчивость вряд ли бы понравилась, а сейчас я была рада отвлечься от своих мыслей и принялась врать, правда, без особого вдохновения.
Город остался позади, дорога шла через лес, вскоре появился указатель «Трубное».
— Странное название, — заметила я.
— Это еще что, дальше по дороге Кощеево. Славная такая деревушка.
Поселок с виду казался ничем не примечательным — две пятиэтажки, магазин, фабрика, судя по всему, заброшенная, трехэтажные дома из серого кирпича, дальше частный сектор. Все вполне пристойно, на «гиблое» место ничто не указывало.
Возле продуктового магазина Сергей притормозил, оттуда как раз возникла компания подростков.
— Где тут у вас хутор? — спросил он.
— Прямо, — махнул рукой один из ребят.
Улица, застроенная деревенскими домами, закончилась, дальше садоводческое товарищество, о чем сообщала вывеска на воротах. И никакого хутора. Я вертела головой в поисках прохожих, но улица была пуста. Мы уже хотели развернуться, когда я заметила женщину в палисаднике соседнего дома, она пересаживала цветы.
— Ну вот, — удовлетворенно кивнул Сергей. — Хоть одна живая душа.
Он вышел из машины, и я вместе с ним. Заметив нас, женщина выпрямилась и спросила:
— Чего ищете, молодые люди?
— Хутор, — ответил Сергей.
— Если по тропинке, то отсюда минут пять ходу. А на машине объезжать придется. Вдоль забора до самого конца. А вы к кому?
— К Захарову, — сказала я.
— Надо же… к нему столько лет никто не ездит. Может и не пустить.
— Почему?
— Живет точно рак-отшельник. В магазин выбирается раз в месяц. А вы ему кто?
— Меня просили кое-что передать, — ответила я туманно, поспешно возвращаясь к машине.
Забор садового товарищества казался нескончаемым; наконец дорога вывела нас к дому, который фактически находился в лесу, так что название «хутор» это место получило не зря.
Когда-то дом, должно быть, выглядел внушительно: одноэтажный, но окна расположены высоко над землей. Широкое крыльцо, двустворчатая дверь. Пристройка, напоминавшая башенку, с крышей в виде купола. Теперь дом казался заброшенным. Грязные стекла, ступени крыльца прогнили, давно не крашенные дощатые стены потемнели от времени. Заросли крапивы и едва заметная тропинка, которая вела к крыльцу.
— Может, вас все-таки подождать? — спросил Сергей, с сомнением взглянув на жилище.
Я протянула ему деньги.
— Если через пятнадцать минут я не вернусь — уезжайте. — И направилась по тропинке, тревожно оглядываясь.
Беспокойство возникло внезапно, стоило мне увидеть этот дом. Было в нем что-то до того мрачное… В окне едва заметно шевельнулась тюлевая занавеска, я была уверена, оттуда кто-то наблюдает за мной. Поднялась на крыльцо и надавила кнопку дверного звонка. Открывать мне не спешили. Я выждала время и позвонила еще раз, потом еще. В доме, несомненно, кто-то был, вряд ли движение занавески всего лишь обман зрения. Я принялась колотить в дверь, хоть и не было в этом особой нужды, раз уж на звонок не обращают внимания, и позвала громко:
— Откройте, пожалуйста.
Шагов я не услышала. Но одна из створок вдруг приоткрылась. Совсем чуть-чуть.
— Что вам нужно? — спросил хриплый мужской голос.
Хозяина дома я видеть не могла, только на мгновение мелькнул его силуэт в узкой щели между створками двери. Прихожая за его спиной тонула в темноте, и сам он словно был тенью. Очки в роговой оправе, вот, собственно, и все, что удалось разглядеть. Я вскинула голову, надеясь встретиться с ним взглядом, он поспешно переместился вправо, и теперь я видела лишь плечо. Фланелевая рубашка в клетку, то ли посеревшая от грязи, то ли потерявшая от частых стирок свой первоначальный цвет.
— Простите, ваша фамилия Захаров? — спросила я.
— Что вам нужно? — повторил мужчина нетерпеливо.
— Я хотела поговорить о вашей дочери. Это очень важно…
— Убирайтесь, — отрезал он и закрыл дверь. А я вновь заколотила по ней кулаком, крикнув в отчаянье:
— Послушайте, я видела ее всего несколько дней назад.
— Моя дочь погибла, — прохрипел он из-за двери. — Убирайтесь немедленно, иначе я вызову милицию.
Я услышала его шаги, тяжелые, удаляющиеся, он скрылся где-то в глубине дома. Но еще несколько минут я стояла, прислушиваясь, в надежде, что он вернется, что мои слова произведут впечатление. Но этого не произошло. За дверью было тихо, я в досаде стукнула по ней еще раз и побрела к машине, то и дело оглядываясь. Возможно, хозяин дома наблюдал за мной, стоя у окна, но ничто на это не указывало.
— Мужик, похоже, совсем одичал, — заметил водитель сочувственно. Теперь я была рада, что он меня дождался. А еще хотелось поскорее убраться отсюда, место по-прежнему вызывало необъяснимое беспокойство.
