– А кто-нибудь знает по-английски? – Я объяснялась, отчаянно жестикулируя, и надеялась, что мои знаки облегчают понимание.
Женщина напряженно смотрела то на Дремина, то на мои руки.
Ее лицо приняло нахмуренный вид. Потом она вышла за дверь и спустилась вниз.
– Куда она? – почему-то шепотом спросила я Дремина.
– Наверное, за переводчиком, – пошутил он.
Дремин оказался прав. Сестра Матео пришла с мальчишкой лет пятнадцати в футболке с принтом футбольного мяча и в джинсах. Он был худ и постоянно вертел головой, перебегая глазами с меня на Дремина. Его звали Ромео, и он с грехом пополам знал английский. Выяснилось, что синьора Розетти уже знала о смерти брата, при этом она промокнула глаза уголком фартука. Да, ее брат постоянно ожидал гостей из России – при этих словах мы с Дреминым удивленно переглянулись; но о делах брата она ничего не знает – здесь мы уже обменялись разочарованными взглядами, однако кое-что рассказать она все же могла бы – Дремин посмотрел на меня торжествующе: «Ага, а что я говорил?» – читала я в его глазах. Синьора Розетти, когда узнала, что мы должны были встретиться с ее братом как раз в день его смерти, разохалась и пригласила нас к столу. Несмотря на наши уверения, что мы не голодны, она вмиг поставила на стол аппетитнейшую пиццу, предварительно ее разогрев, и вино в плетеной бутылке. Запах от пиццы шел обалденный.
Под причитания добродушнейшей Марии Розетти мы уминали пиццу и запивали ее вином. Подросток Ромео плюхнулся рядом с нами на табурет. Но от пиццы категорически отказался. Выяснилось, что когда-то у Матео был бизнес в Челябинске. При этом известии мои глаза расширились! В Челябинске мы жили! Когда я уточнила у Марии, в какие годы, выяснилось, что примерно двадцать лет назад. И здесь я уже заволновалась. Пути Матео и моего отца пересекались, и очевидно, что неспроста. Дремин не спускал с меня глаз, и мне пришлось напустить на себя скучающий вид. Я не могла при нем обнаруживать свою реакцию – я ему не доверяла и должна была быть начеку! Насчет того, бывали ли у ее брата гости из России раньше, сестра сказала, что не знает и вообще не понимает: кому понадобилось убивать ее Матео? Насчет бумаг или документов сестра ничего сообщить не могла, и мы с Дреминым разочарованно переглянулись. Похоже, наше дело было плохо, и мы опять ничего не узнали. Ромео все переводил, вытянув тощую шею, а я сжимала и разжимала руки. Все было зря, да еще этот Дремин на мою голову! Когда разговор был исчерпан – я встала и бросила на Дремина быстрый взгляд. Он поднялся за мной – неохотно, словно хотел еще что-то узнать, и поэтому медлил, не желая прощаться.
Когда мы вышли на улицу, Дремин повернулся ко мне:
– Надо было подольше посидеть.
– Зачем? – откликнулась я.
– Узнали бы еще какую-нибудь информацию.
– Думаю, все, что могла, она сказала. Вряд ли мы бы услышали что-то новое.
– Не уверен, – пожал он плечами. – Мне кажется, могли бы выжать еще.
– Послушай! – Я резко крутанулась на каблуках. – Если хочешь – иди. Я не собираюсь сидеть и выслушивать эту информацию по второму разу!
Я примерно знала, что мне теперь предстоит делать – лететь в Челябинск и узнавать о том, чем занималась двадцать лет назад фирма «Интертрастдрон». Мой отец был связан с Матео Парчелли, и поэтому нити следовало искать там, в Челябинске. Но эту информацию мне следовало держать в тайне от Дремина. Мы шли рядом; я украдкой посмотрела на него: он выглядел каким-то расстроенным и нахмуренным. Очевидно, он тоже, как и я, ожидал большего от этой поездки к сестре.
– Куда теперь? – спросила я, останавливаясь.
– Куда? – ответил он вопросом на вопрос. – Не знаю. Пока – к машине, а потом – обратно в Рим, и на самолет. У тебя билет есть?
Я замотала головой.
– Нет. Придется покупать.
– У меня тоже нет.
Разговор шел будничный и о простых вещах, но между нами витала какая-то недоговоренность. Мы оба не доверяли друг другу и думали, что каждый из нас скрывал от другого какую-то ценную информацию. Сама мысль, что я скоро с ним расстанусь, сжимала мне сердце. Я даже не представляла, как это может быть. Вот он рядом… совсем близко, и вдруг его не станет. Он уедет куда-то, и мы снова расстанемся. Навсегда? И он или не он был в ту ночь на лесной дороге? С другой стороны, он мог купить этот брелок во Флоренции позже…
– Ты раньше бывал в Италии?
– А что? – ответил он вопросом на вопрос.
– Ну… просто так.
– Бывал.
– И во Флоренции был?
– И во Флоренции был!
– А с Матео Парчелли часто встречался?
– Да что ты за репей такой! Говорю же: коммерческая тайна!
Вот и все! И опять я ничего не узнала: человек-тайна. Человек-загадка!
Сейчас мы пойдем к машине, сядем в нее и поедем в Рим. Мы будем гнать по дороге, обсаженной оливковыми деревьями, и ветер станет трепать мои волосы, а солнце – пускать в глаза солнечные зайчики… И все это скоро кончится… Мне захотелось плакать. А рядом был Неаполь – такой щедрый, солнечный… солнце заливало город, и казалось, в этом ярком, шумном городе невозможно ни грустить, ни думать о плохом…
И будто угадав-подслушав мои мысли, Дремин сказал, засунув руки в карманы и слегка присвистнув:
– Слушай! Мы же в Неаполе…
– Да! – откликнулась я, погруженная в свои невеселые мысли. – В Неаполе!
– Солнце, жара! – Дремин хитро прищурился. – А не махнуть ли нам на пляж, к теплому морю, и искупаться? Раз уж мы оказались здесь…
– Мысль отличная! Только у меня купальника нет. Собиралась в спешке и не захватила.
– Все магазины Неаполя к твоим услугам, – обвел руками улицу Дремин. – Выбирай что хочешь. Шопинг за мой счет.
Ему, очевидно, нравилось чувствовать себя Крезом, и я не стала перечить ему. В конце концов, дай мужчине почувствовать себя мужчиной – как говорилось в одной из многочисленных книжек по психологии, которыми увлекалась Муська. Сейчас я вспомнила этот совет и решила ему последовать…
В одном из магазинов я купила веселенький изумрудный купальник, и мы пошли вниз по улице к морю. Мы молчали и даже не смотрели друг на друга, словно были абсолютно чужими и незнакомыми людьми. Та неловкость, которая возникла между нами, была странной, и мне стало не по себе. Я вдруг подумала, что в тягость своему спутнику и просто из чистой вежливости он пригласил меня на эту прогулку, но уже жалеет об этом и поэтому идет такой насупленный и молчаливый.
– Слушай, Саш! – Я остановилась и дотронулась до руки. – Может быть, не пойдем! У тебя нет настроения. У меня, честно, тоже.
– А, ты об этом… – Он поглядел на меня, и его светло-зеленые глаза словно полоснули кинжалами. – Настроения нет, что правда, то правда. Но это же не повод отказываться от прогулки к морю. Когда мы еще сюда попадем? Я, может быть, всю жизнь мечтал о Неаполе. – Но его шутливый тон не мог сбить меня с толку.
