– Я читаю журнал «Друг» и знаю, что собаки этой породы бывают черными, – сказала я. – Можно подержать ее на руках?
– Попробуйте, – радушно разрешил владелец.
Я осторожно взяла Кису поперек широкой спинки, подставила под ее задние лапки ладонь и подняла вверх. Мопсиха повернула морду и азартно чихнула мне в лицо. Я рассмеялась, а Киса, словно извиняясь за свое плохое воспитание, вывесила из пасти длинный язык и попыталась слизнуть с моих губ помаду.
– Ну нет, дорогая, косметика не для тебя! – воскликнула я, возвращая мопса на пол. – Налижешься всяких средств красоты и проснешься на следующий день со здоровенным прыщом под глазом.
Мужчина погладил подбежавшую к нему Розу, а я спросила:
– Вы делаете анализы? Вывеска «Лаборатория» относится к вашему офису или я ошиблась дверью?
Хозяин собачек выпрямился.
– Лаборатория? Но кровь обычно берут натощак, а сейчас день уже клонится к вечеру.
Я вынула из сумки пузырек.
– У меня другое дело. Вот настойка из трав, я хочу узнать ее состав.
– Да? – удивился лаборант. – Интересно.
– Знаете растение дурманиха? – спросила я.
– Впервые от вас название слышу, – ответил сотрудник лаборатории.
Охранник вдруг начал издавать странные звуки, то ли кашель, то ли хрюканье.
– Сергей Петрович, не мешайте нам беседовать. Если в горле першит, налейте воды из кулера и попейте, – велел мой собеседник.
– Сейчас, Феликс Жанович, – прокряхтел секьюрити, поднимаясь со стула.
– Пройдемте в кабинет, – предложил мне лаборант, – там и поговорим в спокойной обстановке.
Глава 12
В сопровождении собак мы вошли в небольшую комнату, сели в кресла, и лаборант сказал:
– Давайте познакомимся. Я профессор Маневин Феликс Жанович. А вы?
– Даша Васильева, – пробормотала я, – научных званий не имею.
– Наверное, они вам не нужны, – улыбнулся ученый. – Так о каком анализе идет речь?
– Возникло подозрение, что этой настойкой отравили женщину, – произнесла я.
– Насмерть? – деловито поинтересовался Феликс Жанович.
– Нет, она пока жива, но находится в тяжелом состоянии, в коме, – пояснила я.
– Почему бы вам не обратиться в полицию? – спросил Маневин.
Я смутилась.
– Работаю у некого Вадима Ивановича Сперанского помощницей. Хорошую службу женщине без высшего образования найти трудно, да и возраст у меня отнюдь не юный. В попытке отравить жену хозяина я подозреваю ее сестру, но, возможно, ошибаюсь. Поэтому решила осторожно отлить немного настойки и сдать на анализ. Если в ней нет ядовитых веществ, значит, дальше я буду жить спокойно.
– У нанимателя есть супруга, которую, по вашему мнению, уложила на больничную койку сестра? – уточнил Феликс Жанович.
– Вы верно поняли, – кивнула я. – Один человек утверждает, что Надежда, предполагаемая преступница, увлекается траволечением, и она накапала Нине в чай настойку растения дурманиха.
– Вы увидели вывеску «Лаборатория» и вошли сюда?
– Честно говоря, я не знаю, где можно сделать такое исследование, – призналась я. – Если у вас этим не занимаются, может быть, подскажете нужный адрес?
Феликс Жанович протянул руку.
– Давайте пузырек.
– Отлично! – возликовала я. – Сколько с меня?
– Оплата по факту, – объявил профессор. – Вообще-то мы здесь решаем иные проблемы, но ради любительницы мопсов я готов сделать исключение. Оставьте для связи свой телефон. И вот еще что. Поскольку подобные исследования не являются нашей специализацией, возможна задержка с вердиктом. Чтобы вы зря не ездили по пробкам, поступим так: как только я получу нужные сведения, сразу вам позвоню.
– Вы так любезны, – пробормотала я, отдавая Маневину листок с номером своего сотового. – Мне даже неудобно!
– Ваши интересы пролоббировала Киса, – засмеялся Феликс Жанович.
Я погладила собаку и восхитилась:
– У нее такая шелковая шубка!
– Не сочтете меня сумасшедшим, если я признаюсь, что шампунь для псов я привожу из Франции? – прищурился Маневин. – У меня с этой страной особая, генетическая связь. Вы, наверное, по моему отчеству уже поняли, что мой отец иностранец? Правда я никогда его не видел, я – дитя фестиваля.
– Кто? – не поняла я.
– В 1957 году в Москве проходил шестой Всемирный фестиваль молодежи и студентов, – пояснил профессор. – Моя мать, тогда студентка, была прикреплена переводчицей к французской делегации. Далее все просто – короткий роман с представителем, как тогда говорили, «мира капитализма» и беременность. Мама понимала, что француз не знает о появлении на свет сына, никогда к ней не вернется, давно забыл о фестивальной интрижке, но не вышла замуж за другого мужчину и дала мне отчество Жанович.
– Смелый поступок! – восхитилась я. – В советские годы связи с иностранцами не приветствовались.
– Да уж, – вздохнул лаборант. – С моим именем вообще веселая история. Бабушка, отчаянная коммунистка, соглашалась уйти с работы и сидеть с внуком, только если дочь назовет отпрыска в честь Дзержинского, а мама уперлась из-за отчества. И вот вам смешение режимов: Феликс Жанович.
У меня в сумке ожил телефон.
– Извините, придется ответить, – сказала я и вытащила трубку.
– Даша, Даша! – закричал Вадим. – Скорей, плохо! «Скорую»! Быстро.
– С кем беда? – испугалась я.
– Надя! Она… она… – Хозяин зарыдал.
Связь оборвалась. Я вскочила и бросилась к двери, забыв попрощаться с милым профессором.
До квартиры Вадима я добралась неожиданно быстро, плотная пробка рассосалась без следа. Дверь оказалась незапертой, я влетела в прихожую и позвала:
– Вадим!
Бледный до синевы фэншуист высунулся из спальни.
– Слава богу, ты приехала!
– Что случилось? – выдохнула я.
– Надя… Ей очень плохо… – задергался Вадим.
– Говорила ведь, не звони Даше, – простонала Надежда, выползая в коридор, – меня всего-навсего вырвало.
– Тебя тошнит? – насторожилась я.
– Ерунда, – более бодрым голосом ответила она и приложила ладони к животу, – просто революция в потрохах. Что-то несвежее съела.
Я опустилась на стул, стоявший около вешалки.
– Можешь вспомнить весь свой сегодняшний рацион?
Надежда закатила глаза.
– Творожник, чай. Вчера на ужин телятина с овощами. Все! Вадик ел то же самое.
