– А тогда что вы имеете, врываясь сюда в самый неподходящий момент?! Да еще смея высказывать мне все это?! Я свободная женщина и вовсе не считаю, что мне следует как-то отчитываться перед вами или вашим отцом! Кто дал вам право разрушать мою жизнь?! Переворачивать все с ног на голову?! Едва я успокоюсь, налажу хоть что-нибудь, почувствую себя хотя бы немного желанной, пусть и временно, вы приходите и снова все ломаете! Я вам не игрушка! Не кукла, которой поиграли и бросили! Я живой человек!..
– Аннель. Не забывайте, прежде всего вы маркиза, жена…
– Жена?! – закричала я. – Да пошли вы к чертовой матери со своим Кларенсом! – И неожиданно для самой себя схватила вазу со стола и запустила ею в Себастьяна.
Тот, конечно же, увернулся, но вид у него был несколько ошарашенный. Ваза вдребезги разбилась о стену, а я потянулась за следующим предметом – чашкой с еще не остывшим чаем.
– Не бейте посуду. У вас ее и так немного, – предупредил Себастьян, выставив руки вперед.
Однако ему это не помогло, чашка отправилась следом за вазой. Потом полетело блюдце, вазочка с вареньем кляксой впечаталась в стену за его головой. Лишь когда я увидела, как по свежепокрашенной, причем мною же, стене сползают вишни, оставляя потеки сиропа, я несколько взяла себя в руки.
Себастьян тоже понял это и перестал походить на кота, готового в любой момент задать стрекача. Он даже сделал несколько шагов по направлению ко мне. Но черт его дернул произнести:
– Аннель, Джонатан – заядлый бабник и недостоин вас. А вы должны вести себя прилично и не позорить род Мейнмор.
– Позорить?! – прошипела я, как змея. – А Кларенс, значит, не позорит, ему, значит, все можно?! Можно присылать сюда своих дружков, дабы убедиться, сдыхаю я или нет? Можно отправлять меня к черту на рога, когда не нужна, а потом, когда захотелось, тащить обратно?!
– Аннель, вы, кажется, сами выбрали добровольную ссылку! – Себастьян попытался вставить свой контраргумент на мои доводы.
– А вы бы предпочли, чтобы я стала его подстилкой?! – взвилась я окончательно и, скрутив фигу, показала ее Себастьяну: – Вот вам!
Но он то ли не понял значения жеста, то ли предпочел не реагировать, а продолжил увещевать:
– Аннель, на данный момент свою долю выбрали вы сами. Я же с вами согласился и не отправил вас в столицу тогда, весной. Но теперь, если вы не перестанете встречаться с капитаном Эйрли, я вынужден буду сделать это. Я требую, чтобы вы прекратили любые отношения с Эйрли, или… Или я отправлю вас в столицу к своему отцу! Если потребуется, то даже силой.
Я замерла как громом пораженная. Все, чего я добилась, все, на что было положено столько сил, сейчас пойдет прахом?..
– Господи, да что же вы за люди?! – с надрывом выдохнула я. – Чего же вы так любите издеваться надо мной?! Чего же я сделала настолько страшное, перед кем виновата, что вы со мной так поступаете?!
Одинокая слеза скатилась по щеке, следом за ней другая… А потом я поняла, что уже сижу на диване и рыдаю. Мне было горько и противно, словно всю помоями облили. Я понимала, что все, во что я вновь поверила, к чему стремилась, теперь разрушено! Разрушено совсем и навсегда!.. И мне придется, склонив голову, возвращаться обратно и терпеть… терпеть… терпеть…
Но сквозь неудержимые слезы я поняла, что кто-то берет меня на руки, опускает к себе на колени и прижимает так крепко, что мне едва хватает возможности вздохнуть.
Рыдания превратились в горький плач, и я начала выговариваться:
– За что… За что меня так… Я ведь… не дура, все понимаю… Он не любил меня, но… я не могла больше… Мне так хотелось тепла… Хоть немножечко ласки, пусть не настоящей… Он ласковый… В чем я виновата… Почему?.. Я так устала от… от всего этого, от непомерного труда… от ответственности… за мной люди… А я одна, и… некому помочь!.. А он был рядом… А вы?! Вы все рушите!.. Отбираете…
Кто-то взял лицо в теплые ладони и заставил посмотреть вверх. Проморгавшись от слез, я увидела перед собой темно-серые глаза Себастьяна и… поняла, что это он усадил меня к себе на колени.
– Аннель, никто ничего не собирается разрушать, – как маленькому ребенку, стал говорить мне он. – И никто сию же секунду не собирается везти вас в столицу, если вы не будете делать глупостей. А ваша самая большая глупость – это попытка завязать любовь с капитаном Эйрли. Поэтому сейчас вы мне пообещаете, что больше не будете с ним встречаться, и никто никуда не поедет. Пока.
– А как вы узнаете, встречаюсь я с ним или нет? – сдерживая рвущиеся наружу всхлипы, спросила я. – И что значит «пока»?
– Ох, Аннель! – Он неожиданно прижал мою голову к груди, и я невольно вдохнула его запах. От него слегка пахло пылью, полынью и немного дымом костра. – Поверьте мне, я все узнаю. На то я и исполнитель воли его величества. Всегда есть множество глаз и ушей, которые невольно увидят или услышат… Но я не буду следить за вами. Я просто останусь в усадьбе ровно настолько, пока вы не выкинете эту глупость из своей очаровательной головки. Пока я не буду уверен, что капитану Эйрли и в страшном сне не привидится явиться к вам в гости… Поверьте, мне на это возможностей хватит. – Эти слова были произнесены совершенно другим, очень жестким тоном, а потом он как ни в чем не бывало продолжил: – А пока – это значит, что поздней осенью или в начале зимы я или епископ Тумбони явимся за вами, и вы поедете в столицу к его величеству.
– В столицу ехать обязательно? – осторожно спросила я, совершенно не желая шевелиться от усталости и по-прежнему прижимаясь к груди Себастьяна. – Может, его величество передумает?
– Обязательно, – ответил он. – Его величество не может передумать.
– Да что же вы за человек-то такой, – невольно всхлипнула я, – что ставите желание короля превыше любого… может быть, даже своего?!
– Я всего лишь… тайный посыльный его величества. Я исполняю его личные поручения. И… если потребуется, я пожертвую всем ради… его желаний. Поверьте мне, Аннель, его величество на то и его величество, что просто так желать не будет. А значит, вы поедете. И давайте закончим на этом наш нелегкий разговор.
Он, словно ставя точку, поцеловал меня в макушку, а потом, так и не спуская с рук, отнес в спальню, словно заранее знал, где она находится. Там он посадил меня на кровать, напоследок провел кончиками пальцев по щеке и заставил посмотреть на себя, приподняв за подбородок.
– День оказался тяжелый, вам бы сейчас следовало отдохнуть. Поспите, и вам станет легче. О себе я позабочусь сам. Спите.
А после вышел, просто прикрыв за собой дверь.
С Джонатаном я виделась еще пару раз, но урывками. Себастьян словно нутром чуял и оказывался в нужном месте в нужное время почти сразу же. Однако нам все же удалось поговорить.
Первый раз, специально отправившись прогуляться по холмам, отговорившись плохим настроением и намерением развеять его, я встретилась с Джонатаном в той самой рощице, куда мы ходили на пикник.
