Последние слова подействовали на
Валентину сродни хлысту. Вмиг на глазах женщины заблестели слезы, и она, не
решаясь хоть как-то возразить, и тем более боясь продолжения гнева Антона,
резко отвернулась и без слов выскочила из кабинета, с силой захлопнув за собой
дверь.
- И что это было? - севшим
голосом, выдохнула Владислава, - ты хоть понимаешь, что опять творишь?
Черт возьми! Конечно, он
прекрасно понимал! Он снова и снова ведет себя мерзко и гадко! И это было самое
противное. Когда осознаешь, что так нельзя и, тем не менее продолжаешь вести
себя, как придурок. Ради чего? Почему? Чтобы в очередной раз вознести свою
гордыню до небес? Показать себя главным, командиром? Не только в плане работы.
А во всех смыслах этого слова. Снова строить из себя и судью и господа бога?
Какое он вообще имеет на это право! Ведь если так посмотреть, то все имеют
право ошибаться. Никто не исключение. А он сам так вообще... Нашелся
великомученик, черт бы себя побрал! Столько всего в жизни натворил нелепого...
Да и сейчас не исключении. Даже новости о собственных детях умудряется
испоганить своими колкими замечаниями, которые никому кроме боли, ничего не
могут принести.
- А что ты от меня хочешь? -
сопротивления, с которыми Антон так долго жил все-таки не могли вмиг испариться
и снова и снова напоминали о себе.
- Ну, ладно со мной ты так, -
словно не слыша Громова, продолжала Влада, - я понимаю, что все это от
неожиданности. Но с ней, зачем ты так? Она хоть и знает тебя, как облупленного,
но в данном случае эмоции берут верх. Думать о том, почему это ты сказал, она
сейчас вряд ли будет. Она твоя мать, Антон! Чтобы ты не говорил и как бы ни
сопротивлялся! Нельзя так с близкими тебе людьми!
Как же Владислава была права! Не
стоит так себя вести! Он должен, по крайней мере, извинится... Обязан!
- Черт! - с силой стукнув кулаком
по столу, Громов резко оттолкнулся, и быстро пересекая пространство кабинета,
выскочил в приемную, где вовсю кипела жизнь.
Рядом с Леной толпились еще две
девушки из типографии, что словно не замечая его внезапного появления,
продолжали на повышенных тонах обсуждать последние сплетни.
- ... что это с ВДВ?
- Выскочила, как ошпаренная,
глаза на мокром месте! Я в жизни её такой не видела! - 'отчитывалась' перед
остальными Елена.
- Ага, прям на человека сегодня
похожа, а не на непробиваемую мадам, - зыркнув по сторонам, другая девушка,
заметив Антона, замолчав, встрепенулась.
- И почему не на рабочих местах?
- гневно закричал Громов. Как ему не нравилось все это! Это бесконечные сплетни
и болтовня на каждом углу. Это их... ВДВ! - Ну-ка марш по местам! А то
поувольняю всех к чертовой матери без выходного пособия!
- Антон Павлович, мы просто... -
попыталась оправдаться секретарша.
- Заткнулись все и быстро
работать! Я дважды повторять не намерен! И чтобы я больше не слышал этого
'ВДВ'! Только Демьяненко Валентина Викторовна! Всем понятно! Иначе услышу, за
последствия не ручаюсь!
С этими словами, мужчина поспешил
к кабинету Валентины, краем глаза замечая, как все бросились выполнять его
распоряжения, а именно разбегаться, кто куда. Так-то лучше! Давно стоило
поставить этих куриц на место! А то ведь возомнили себе непонятно что! ВДВ! Они
бы еще ему прозвище придумали! Хотя быть может и придумали. Ну и ладно! С этим
он будет разбираться позже. А пока...
Зайдя в кабинет без стука,
мужчина увидел Валентину, стоящую у окна, спиной к двери, слегка сгорбившись.
Её плечи подрагивали. Не нужно быть ясновидящим, чтобы понимать - она плакала.
Тихо. Беззвучно. Но плакала. Антон видел её такой впервые в жизни. И, пожалуй,
предпочел бы никогда не видеть. Но в этот раз он сам виноват. Впрочем, как
всегда. Ведь кто знает, сколько раз эта женщина вот так вот в одиночестве
плакала из-за него же. После подобных сегодняшней, выходок.
- Ну чего ты? Все ведь хорошо, -
подходя ближе, и осторожно разворачивая за плечи женщину к себе. Ответа, как и
следовало ожидать, не последовало. Лишь полный слез и боли взгляд, что ранил до
глубины души. И тогда прижав Валентину к себе, Антон продолжил - ты это... то
что я сейчас на тебе сорвался... ты тут не причем. Просто это все было так
неожиданно. Прости меня. За все.
Прости. Одно слово, сказав которое
нам зачастую кажется, что мы в полной мере искупаем свою вину. Слово, такое
важное и ненужное одновременно. Ведь вроде бы не сказав его, не извинившись,
нет того облегчения и ощущения, что на тебя больше не в обиде. Мы хватаемся за
него, как за соломинку, стараясь не думать, что этого порой бывает так мало для
настоящего прощения. Постоянное 'прости' от случая к случаю, и пускай
искреннее, но в некотором роде равнодушное 'прощаю', и мы уже перестаем ощущать
всю ценность последнего. В какой-то миг, получив очередное прощение, мы больше
не пытаемся чего-то исправлять. Напротив, продолжаем ранить и причинять боль,
наверняка зная, что в итоге все равно будем прощены. В этом вся бесполезность
одного 'прости'.
Прощение нужно заслуживать. Не
словами. Поступками. Как бы порой это тяжело не было... В другом случае рано
или поздно именно оно отдалит самых близких людей. Потому что кто-то в итоге
устанет прощать...
- То, что Влада сказала... и
ты... - хлюпая носом, спустя пару минут, заговорила женщина.
Простила. Ничего не сказала, но
простила. Антон точно это знал. По её голосу. По ответной реакции на объятия,
когда она вначале робко прикоснулась, а затем вцепилась в него, словно в
спасательный круг. Просто всегда прощала. Всегда, но будет прощать ли впредь?
Кто знает, насколько Антон уже исчерпал свой личный лимит доверия. Быть может в
последний раз. Он не может этого знать. И не хочет больше проверять. По крайней
мере, в таких ситуациях...
- Ну что уж там скрывать, будешь
бабкой скоро, мать, - усмехнувшись, фыркнул Громов, не особо раздумывая над
значением сказанного, желая только одного - поскорее прекратить эту неловкость,
что буквально витала в воздухе.
- Как ты сказал? - вздрогнув,
пытаясь заглянуть ему в глаза, с надеждой переспросила Валентина.
- Как-как, внуки говорю, скоро
грядут, - попытался отмахнуться.
- Нет, это я уже и так поняла. Я
о другом... - замялась виновато женщина.
- Мать? - боясь повторить это
такое простое и одновременно важное, как оказалось, для Валентины слово, нервно
сглотнув, выдавил Антон.
- Антон, сыночек, - очередной
поток слез, но уже слез счастья.
Можно снова отмахнуться, что-то
возразить. Пояснить, что сказанные им слова не несли такого скрытого смысла,
который успела в нем разглядеть сама Валентина. Можно. Но нужно ли? Снова и
снова разрушать такую хрупкую надежду. Она всегда его прощала. Быть может пора
бы и Антону сделать это?
- А внуки, я так понимаю, тебя
больше не волнуют? - нахмурившись, попытался перевести тему на любую другую.
Более безопасную.
