– Торопился? Или еще что пропало? – предположил Акинф.
Пронзила догадка – магический навигатор еще вчера находился в ранце, а когда опростал его перед Беловым, девайса в нем не было!
– Планшет! – Я резко вскочил и обошел вокруг крошечного костерка. – Сдается мне, это дело по твоей части… Расспроси Имиру. Она же с этим, как его, Риттером… сопровождала, в странствиях. А Редди назвался его бывшим слугой. Все, что знает про этого ушлепка, выясни. Где они по пути к месту службы останавливались, есть ли у него знакомые по маршруту от ущелья до рощи. Мало ли, может, болтал что на привалах. Сам сообразишь, что еще спросить.
Нехорошая догадка пронзила мое сознание. Пытаясь сдержать нервное возбуждение, я ходил и сжимал-разжимал кулаки. Понизив голос, продолжил:
– Планшет, планшет… Он не просто так его взял! Либо должен его вернуть, либо знает, кому продать. Понимаешь?! Это выход на организацию, у которой мы ружья и гамионы отняли. Он не планшет продаст, а наши головы. Он не должен добраться! Городецкий говорил, что у того, кто их нанимал, тоже имелся такой планшет. Узнай у Самсона и Оркана, кто это был, где, когда, приметы нанимателя, может, тайные слова для опознания, в общем, все, что скажут. Они теперь с нами в одной лодке, должны помогать, но суть дела пока не открывай. Ты грамотный?
Акинф утвердительно кивнул. Задачу изложил скороговоркой, но повторять не пришлось.
– Возьми из офицерских вещей бумагу, запиши все, что скажут, любую мелочь. Кажется, это дело не на одну трубку…
– Граничары сторожат ущелье крепко.
– Верно! Так-так! Он же спал на ходу и миновать патрули никак не мог. Либо гада подстрелили, и теперь наши деньги и планшет в тайной захоронке, либо он затаился в лагере. Будем искать. Но прежде позавтракаем.
Хорошо, что не позволил себе набить пузо, как привык в той, прежней, жизни. От вида ран и людских страданий, запахов полевого госпиталя пополам с другими «ароматами» делалось невыносимо дурно. Крепился, двигаясь на ватных ногах от кучки мужичков с самодельными костылями до последнего пристанища безнадежных в отдельно стоящей палатке, затем от лежака к лежаку с теми, кто, по мнению Немчинова, должен пойти на поправку.
Медперсонала сильно прибавилось: дюжие древичи-санитары уносили на носилках покойника, сновали с кружками-плошками и всякой медицинской поклажей в руках девушки в белых платках. Много новых лиц и среди раненых. Волонтерам осада и штурм артиллерийской батареи обошлись немалой кровью. Да и полк Фишера подбросил примерно капральство заболевших во время марша кишечной пакостью солдат – их устроили вдалеке, как того требовали наставления.
– Прохор! Жив! – В ту же секунду я пожалел, что крикнул это нелепое «жив». И без того уже вчера знал, что жизнь каптенармуса вне опасности.
В глазах Смирнова стояли слезы, а перебинтованные руки указывали на перетянутую полотном культю ниже колена правой ноги. Рядом находилась очень молодая девушка в светлом переднике с вышитым листом Асеня. Несмотря на покрасневшие от слез глаза и распухший нос, весьма симпатичная.
– Вот, ваше благородие… отбегался Прошка, – надсадно прохрипел раненый, силясь приподнять голову. Сестра милосердия отерла полотенцем капли пота с его серого лба.
– Ты мне это брось! Отбегался! Еще на свадьбе своей спляшешь! – совершенно искренне попытался приободрить начвора. Говорил громко, поскольку Прохор пережил контузию.
– Так не можно же нам, – горько оскалился мужчина.
– Как это не можно? Как я скажу, так и будет! А я говорю – можно! Ты теперь свободный человек, Прохор Смирнов, и при деньгах…
– Да как же… вашбродь, не гоните! Служить буду-у! Я могу-у! – в голос зарыдал искалеченный солдат и потянул ко мне руки. Девица вскочила испуганной наседкой, не зная, то ли беспокойного пациента успокаивать, то ли с ним заодно меня умолять.
В русинских батальонах разрешение на брак давал командир части. Естественно, не бесплатно. Память Ральфа не сохранила ничего о запретах для солдат погибшего батальона. Прохор из моих слов заключил, что я отправляю его в отставку, утешая возникшей возможностью жениться и добытыми деньгами. Надо следить за языком, а то по сердцу резануло. Оно у меня всего одно, и не стальное.
– Да не гоню я тебя, солдат! Служить будешь. Прогонять в мыслях не было. Да ляг и успокойся! Ляг! Нет в моем отряде рабов, вот я о чем. Понимаешь? Понимаешь?!
– Да!
– Вот и хорошо, – сжал его руку выше локтя, чтобы гарантированно не бередить ран.
– Батюшка… благодетель…
– Тьфу! Ты сам заслужил храбростью своей и геройством! Сам видел, что на болоте никого не бросили, ни в плену у поганых никого не оставили, как княжна велела. У трактира всех собрали и вывезли! Неужто сейчас кого бросим? – обернулся к другим солдатам, которых незаметно собралась изрядная толпа. – Ты ж гренадер! У гренадеров вместо слез пули! Да чего ревешь-то?
– Вспомнилась жинка моя Катерина. Под князьями осталась…
За тысячи километров друг от друга. Муж под присягой и смертью, жена в крепостной зависимости. И после этого «Ромео и Джульетта» трагедия?!
– Ну, понимаешь, только собрался на твоей свадьбе гульнуть! А если есть жена законная, надо ей при муже быть. Так, братцы?
Перебинтованные покалеченные братцы оживленно галдели, переваривая ранее услышанное, куда важнее далекой и чужой Катерины. Едва осенило, как сразу же пожалел, что рядом некому врезать мне за такое! Номинально солдаты не являлись крепостными. Барщина, оброк и другие повинности закабаленного земледельца исчезали вместе со сбриваемыми в карантине волосами. С другой стороны, рекрутчина в народе справедливо считалась много худшей долей, чем принадлежать самому лютому самодуру-помещику. Опять же отказ солдат от прежней фамилии откровенно намекал, что они собственность армии. Конкретно в нашем случае – Светлейшего князя Белоярова.
Поскольку все еще слабо ориентировался в местных реалиях, похоже, снова накосячил. Объявление воли нижним чинам, а как иначе трактовать слова: «В моем отряде рабов нет?» – может иметь далеко идущие последствия для карбонария Романова. Вряд ли потерпевшая сторона проглотит такую наглость. Пришлось дезавуировать заявление:
– Значит, повторяю еще раз. Дойдем до Золотой рощи, каждый будет волен решать, ГДЕ ему дальше служить. В вольной роте лейтенанта Романова на защите Золотой рощи или в батальонах у князя Белоярова. Это раз. Там же вся добыча будет продана, и, кому сколько полагается, все столько и получат. Сегодня сочтем вчерашний прибыток: раненым полагается двойная доля, увечным тройная. Можете выбрать из своих рядов доверенное лицо в помощь нам. Это два. Как и обещал, буду хлопотать в штабе армии и перед князем, чтобы погибших в засаде товарищей наших записали павшими в бою и больше обычного рекрутов с их общин не требовали. Поименный список в четыреста восемьдесят пять душ господин подофицер Белов подготовил.
Получилось только хуже. Народу собралось порядком. В задних рядах задавали вопросы, на вопрошавших «шикали», отчего гвалт только увеличивался.
