Предстояло скоротать ночь в неприятном ожидании военно-полевого суда и, кто знает, вполне возможно, казни. Но не будем раскисать, лучше подремать. От заросших пыльной паутиной стен ощутимо повеяло прохладой. Кружку переставил в нишу рядом со свечой. Подложив парадную треуголку, устало опустился на камень. Сил осталось ровно на то, чтобы сидеть ровно, дышать тюремным смрадом да смотреть на пляшущий огонек свечи в надежде заснуть. Гауптвахта – самое подходящее место, чтобы спрятать слишком резвую пешку, возомнившую себя ферзем. Возможно, полковник так указал мне мое место и собирается в дальнейшем использовать в своих играх. Не может такого быть, чтобы завтра мой путь в этом мире оборвался у расстрельной стенки. Нет, это совершенно невозможно! После того, как я выжил в тяжелом бою и одержал грандиозную победу, ожидал чего угодно, но не такого пенделя от судьбы. Что ж, сделать уже ничего нельзя, зато есть время, чтобы подвести итоги.
Прежде всего, мы победили. Бой балансировал на грани, но вылазка волонтеров Драгомирова, захвативших осадную батарею, склонила весы в нашу сторону. Уцелевших сквернавцев охватила паника. Лишившийся войска черный барон Тотенкопф бросил мне вызов. И проиграл.
На сегодня в отряде начинающего кондотьера Романова числилось двадцать восемь бойцов, считая легкораненых, так что победа досталась более чем дорогой ценой. Белов, Молчун и Буян получили кровавые отметины, но строй не покинули. Прохор кроме контузии был серьезно ранен в ногу, и Фома не отходил от него ни на шаг. И вроде бы костяк подразделения сохранен, да только среди освобожденных в Длани русинских стрелков погибли многие, а уцелевшие ранены поголовно. Все назначенные пикинерами древичи легли в рукопашной с гхолами Тотенкопфа, ценой своих жизней обеспечили истребление орды бездушных убийц. Из дукарских наемников уцелели только Оркан Лещинский и Самсон Ковальский. Обер-канонира и каптенармуса необходимо удержать в отряде любой ценой. По освобожденным из зиндана пленникам Старуха безжалостно прошлась своей косой – всего двое остались в строю, да еще сколько-то пластом в обозе в числе полусотни раненых различной степени тяжести.
Отряд, вставший лагерем в ущелье, напоминал табор, зато освобожденные пленники и тягловые древичи, прибившиеся к отряду слуги и персонал борделя обеспечили перевозку раненых и трофейного имущества, взяли на себя организацию быта уцелевших бойцов. Большая в том заслуга Никодима и команды возниц. Двигался наш табор медленно, ведь уставшим до последней крайности людям пришлось очищать триста метров пути от трупов вражеских солдат и животных. Местами тела лежали в несколько слоев. Немудрено, что вода в горном ручье, а затем и в озерке покраснела от крови. Если гхолы и твари Скверны от природы лишены инстинкта самосохранения, то людей гнали в самоубийственную атаку, предварительно одурманив алкоголем, наркотой и магией. Бойня получилась эпическая, до позднего вечера на меня накатывала дурная слабость и посещали мерзкие видения, несмотря на защиту Слезы Асеня. Княжна и Ральф делили со мной боль и скорбь, даже не знаю, что бы делал без их помощи.
По словам капитана Драгомирова, наша сегодняшняя победа первая за всю эту кампанию. Его волонтеры в кровавом бою захватили осадную линию и развернули батарею «метел» и ракетных установок в тыл обескровленных дружин черных баронов. Это решило исход боя в не меньшей степени, чем упорная оборона моих людей. Обратившихся в бегство сквернавцев расстреливали безответно, загнав в камышовые заросли. Весь болотистый берег озера покрылся телами: спаслось сотни полторы – самых быстроногих, безоружных и полностью деморализованных.
Еще не затихли над полем боя стоны последних недобитых сквернавцев, как Драгомиров собственной персоной вышел к нам из захваченного лагеря в сопровождении пяти гайдуков, точнее, товарищей-телохранителей и нескольких юных офицеров с ординарцами.
Камзол, изящная кираса с травленым рисунком, усиленная защитными гамионами, серые бриджи с лампасом, черные сапоги с высоким голенищем – все детали гардероба равномерно забрызганы подсохшей кровью. Уважаю! Командир, идущий в бой в первых рядах, по определению не может быть подлецом. На перевязи ладно пристроена сабля с позолоченной гардой, на широком поясе друг друга уравновешивали две кобуры с массивными револьверами. За голенищем – кожаные фехтовальные перчатки. На губах замерла кривая улыбка, вздыбившая и без того закрученные вверх и густо навощенные усы, а в широко посаженных глубоких черных глазах стояли слезы.
Расстегнутый высокий воротник облегал гладко выбритый подбородок, который нагло напрашивался на эпитет «упрямый». Молодой мужчина на ходу снял головной убор с козырьком и высокой тульей, обнажив широкий умный лоб и слипшиеся масляные волосы, бывшие недавно прической с пробором. Не кивер, но и не фуражка точно, но интереснее моей треуголки, современнее, что ли. Пускай пока картузом числится, тем паче что Ральф не против.
А затем пахнущий кровью, ядреным потом, выделанной кожей и хорошим парфюмом Драгомиров полез обниматься и хлопать меня по спине. Прямо по заживающей ране, поскольку ставшую непосильной ношей кирасу я успел сдать в обоз. А брызги из глаз принял за слезы счастья, что было верно примерно наполовину, и оттого Руслан еще больше расчувствовался. Следом пришла очередь Белова побывать в медвежьих объятиях, но Евгения Драгомиров тискал жалеючи, вовремя заметив повязки – свежую на правой руке и старую на голове.
Драгомировские ближники были экипированы не хуже, правда, вместо кирас – пластинчатые жилеты на толстой подкладке, кроме пары одноствольных и двуствольных пистолетов каждый вооружен револьверным ружьем либо казнозарядной винтовкой. У двоих наличествовали гранатные сумки. Выбор оружия наводил на мысль, что Драгомиров обладает прогрессивным складом ума, коль скоро делает ставку на огневой бой. И немалыми средствами тоже, поскольку современное оружие не выглядело в их руках непривычными трофеями.
Никаких знаков отличия у делегатов не приметил, а сапоги и элементы экипировки отборных волонтеров весьма разнились. И капитан, и его офицеры обошлись в тот день без эполетов-аксельбантов и прочих галунов с вензелями, что выгодно отличало их от офицеров из полка Фишера, увиденных мною несколько позднее. Военачальников среди «комитета по встрече» определял по гладко выбритым подбородкам и осанке, чуть более добротному снаряжению и двухцветным поясам. От рядовых волонтеров вооружением юноши не отличались – те же револьверные ружья или казнозарядные штуцеры, пистолеты и сабли.
Гайдуки носили шапки типа «кубанок» с медными кокардами, но после боя двое щеголяли «чалмами» из перевязочного холста, как и Белов. Не отводя глаз, я непроизвольно потрогал имперскую офицерскую каску, бессчетное количество раз спасшую мою голову от камней, осколков и рикошетов. Заметив мой жест, драгомировцы звонко рассмеялись, к ним присоединился командир и догадавшийся, в чем соль, Белов. Затем грубый хохот охватил большинство собравшихся в голове колонны русинов, под раскаты которого мои капралы братались с гайдуками. Кстати, капитан волонтеров отряду наемников на службе у Золотой рощи слегка удивился, но начинание одобрил.
Так я познакомился с Русланом Драгомировым, храбрым воином, талантливым военачальником, графом и замечательным человеком.
