На клочке голой земли поверх подстеленных плащей возвышалась гора трофеев. Похоже, каждый наемник нес по ружью и паре пистолетов, а также сабли, топорики, кинжалы и разную амуницию. Штыков я почему-то не увидел. Интересно, а засапожники да разные хитрые приблуды для скрытого ношения ребята у них собрали?
Груда трофеев еще раз подтверждала догадку, что наемники мне попались тертые. К вопросу оснащения подошли с умом и тугим кошельком, чего у новичков и неудачников обычно не наблюдается. Основу огневой мощи отряда составляли плежские реплики казнозарядных штуцеров Марксмана. Насколько я мог судить, линейка марксмановских ружей здесь и сейчас выступала аналогом автомата Калашникова по простоте, надежности и высоким боевым характеристикам. Порадовала глаз пара превосходных револьверных скорострелок с полными «бандольеро». Среди прочих образцов нашелся брат-близнец Акинфова ружья. Больше прочих меня заинтересовали ручная мортира и две двудульные вертикалки внушительного калибра. Ручной гранатомет – отличный трофей. Да и дробовики, если вспомнить «зоопарк» на службе наших врагов, вполне к месту. В ближнем бою часто именно картечь решает, кому по земле ходить, а кому в ней лежать. Надо учесть!
На второй взгляд, в куче трофеев выходило больше чем по одному ружью на брата, даже если погонщиков зачислить в отряд. Побросали как попало – где ствол, а где приклад закрыт амуницией, и не сосчитать сразу. И что мне теперь с ними делать? Не с железяками, а с людьми, конечно.
– Буяну, колонне – отбой. Пятиминутный отдых, – бросил Акинфу, забыв, что единственный на весь табор хронометр у меня в браслете.
Повернул голову, уловив боковым зрением искры ненависти в зеленых глазах раненого. Четко осознал: этот человек опасен, нельзя оставлять его в живых! Но что-то мешало убить его прямо сейчас.
– Кто стрелял?
– Тот негодяй, – Евгений указал движением головы в сторону горбуна, чью правую руку перетягивал тряпицей рыжий наемник. – Я подозреваю, он подбивал прочих к сопротивлению…
Видно, кто-то подстраховал заигравшегося в благородство командира. Привык, значит, парень к пулям над головой. Голос не дрожит, в глазах озорные бесенята скачут, сам весь «на шарнирах» от бескровной победы. Плохо, очень плохо.
– Молчун, – я слегка понизил голос. – Этого, как закончат бинтовать, обыскать, крепко связать руки и мешок на голову. Найдешь магические вещицы – мне.
– Будет сделано, господин лейтенант.
Н-да, барон-знаменосец, ваши рыцарские замашки, не приведи господь, однажды усадят меня сочинять мадам Беловой похоронку. Надо было подпустить этих псов войны на верный выстрел, распределить цели и дать залп. Затем проконтролировать штыками, трупы обобрать и отправить в трясину, хабар и куланов – в обоз, и марш-марш вперед. Честное слово, я бы так и поступил со спокойной душой – невиновные здесь не ходят. Нет, не так. Я бы непременно пленного взял. Допросил бы и вонючую жижу хлебать спровадил.
К концу потока сознания чувствительно уколола совесть. Словно эти люди были невиновны, словно они лишь по чьей-то злой воле оказались по другую сторону баррикад.
– Кто господину подофицеру жизнь спас? – Я нарочно поставил вопрос таким образом, чтобы убить несколько зайцев сразу: сделать Евгению внушение, отметить отличившегося и завиноватить наемников. Если эти отморозки способны понять разницу между попыткой убийства первого встречного и подофицера Армии Освобождения.
– Рекрут Аристарх, – доложил Петр-Молчун.
– Молодец, Аристарх, так держать – и быть тебе мастером.
– Рад стараться, ваше благородие!
Все молодцы, не только Аристарх. И бдительности не теряли – стволы смотрели в нужную сторону, никто никому сектор обстрела не загораживал. Может, дукары помышляли о глупостях, да только шансов у них при такой опеке не предвиделось. Я же прислушался к себе – то, что я принял за ропот совести, на самом деле оказалось чем-то много большим, словно на меня снизошла частица сверхъестественного блага, любви и правды. Отчего ощущение ущербности моих размышлений о том, «как бы я лихо уничтожил этих людей», стало невыносимо жгучим.
– Хосподьин официр, йа бы хотеть обсуштать условий… – произнес на корявом имперском главарь наемников. Кажется, он еще не осознал, кто командует отрядом – Белов или я. Потому что Евгений – и щеголеватый, и с саблей, а я весь такой повседневный и без оной. Сдал ее в обоз еще вчера. Тяжело и неудобно с саблей-то по болоту шагать. Шарф офицерский при штурме Длани утратил, а новым не озаботился.
Почетная сдача! – ну кто вас просил, Евгений? Ведь теперь не только руки им связывать не моги, но и по карманам в поисках оружия шарить нельзя. Давшие «честное благородное» не имеют морального права пытаться бежать и вредить нам. Следовательно, отряжать конвоиров не потребуется.
– С кем имею честь? – оборвал я вводную конструкцию дукара, добавив в голос изрядную долю пренебрежения. За акцент не сойдет при всем желании, для тупых любителей «божьей росы в глаза» еще и рожу скривил.
– Самуил Городецкий, нобиль и кондотьер, – ответ прозвучал с некоторым вызовом и сопровождался выпячиванием груди и полуоборотом туловища. С целью откровенной демонстрации вышитого на добротной ткани плаща щитка с гербом, «фирменной» фибулы и стальной цепи с кулоном-амулетом. Еще сверкнул перстенек-печать на указательном пальце правой руки – вот теперь полный комплект цацек аристократа. Язык тела следовало понимать, как «гляди сюда, Богдаша, перед тобой не оборванец какой, даже герб имеется». А что бойцов неполное «копье, – насмешливо продолжил я за собеседника, – да из челяди две калеки, так это мелочи жизни, налегке сегодня гуляем».
Нобилем он представился на имперский манер, что нехарактерно для наемников из Восточной Марки – вставил свои «пять копеек» Ральф. В здешней табели о рангах шляхтич или дукарский нобиль и колониальный барон – примерно одинаковая мелкота. Любая крупная ватага может своего предводителя именовать бароном. «Вас таких тут как грязи!» – съязвил Ральф, потомственный барон Скалистых островов, между прочим.
Я в свою очередь представился не менее серьезно, похоронив насмешку глубоко внутри.
– Итак, ясновельможный пан Городецкий. Мы регулярная часть Армии Освобождения, и ваш текущий статус – военнопленный. Ваши люди, соответственно, в таком же статусе.
– Я не служу ни одной стороне конфликта! – энергично и без акцента протестовал Городецкий, словно репетировал эту фразу не раз.
Но я был готов к такому повороту событий.
– Вот как?! Вы двигались по секретной дороге, которую используют торговцы оружием и контрабандисты. Вот вы, а вот ваш товар, – я указал на гору трофеев. – По закону военного времени – расстрел на месте.
Раненый горбун буркнул Городецкому нечто неразборчивое на родном языке. Я демонстративно положил ладонь на кобуру. Желание убить врага немедленно буквально жгло ладонь, но из глубин моего существа гипнотически мягко пробивалась мысль: не надо мараться, пусть живет.
