– Выше нос, бойцы! Мы эту сволоту били, бьем и бить будем! – хотел еще завернуть, что это не отступление, а коварный тактический прием, в результате которого мало никому не покажется, но вовремя остановил словесный понос. Дело надо делать, а не лясы точить.
Прекратившие движение и вытянувшиеся как по команде русины не сразу нашлись, что ответить. Один затянул: «Рады стараться, ваше благородие», второй крикнул: «Слава!», третий промычал что-то невразумительное, прочие же временно лишились дара речи. То ли человеческое обращение со стороны незнакомого военачальника их пугало, то ли просто растерялись. А может, все дело в том, что офицером-то я как раз и не выглядел? Какой-то рыхлый и расхристанный барчук с револьвером и «мажеской фигулькой» – разве в таком виде должен представать боевой офицер перед своими чудо-богатырями?
Да и сам не знал, что говорить дальше. Глядел в полные надежды солдатские глаза, и все всплывающие в памяти слова мне вдруг показались какими-то мелкими, пустыми и в осмысленные предложения никак не складывались. Секунды тянулись, бойцы смотрели на меня. Квадратное «сито», венчающее жерло орудия, виляя и подпрыгивая на ухабах, удалялось.
Затянувшуюся паузу нарушила пара кашеваров. Рядовой Емельян и неизвестный мне крупный бородатый мужик обошли солдат, выдавая им не очень аккуратно нарезанные куски хлебных лепешек, вяленого мяса и сала.
Заметив мое к ним внимание, солдаты прекратили выдачу пайков.
– Емелька, дуй за концервами, – бородатый свойски двинул помощника локтем в бок.
Ральф в моей башке глупенько хихикнул. Солдаты считали консервированные продукты исключительно офицерской едой, но ничего смешного в этой ситуации я не увидел. Только информацию, что в обозе имелись консервы.
– Отставить «концервы»! Давай, что там у тебя?
Время спать, а я не ел! Это виданное ли дело, чтобы офисный хомяк так развоевался, что про завтрак с обедом забыл? Непорядок, так и отощать недолго.
Мужик протянул мне лепешку и долго выбирал кусок копченого мяса побольше.
– Как звать тебя, солдат? – Я с наслаждением уже жевал хлебную лепешку. Аромат мяса терзал мои ноздри, и я с трудом сдерживался, чтобы не ускорить тормозящего дядьку обидными словами.
– Повар Никодим, – в отличие от вытягивающихся «во фрунт» рядовых, он сохранил расслабленную позу. Может, он вообще не строевой? Потом разберемся с этим. Пока же, прикрыв от счастья глаза, жевал жесткое и пересоленное, но удивительно вкусное мясо.
– Скоро кашка поспеет, – пробасил Никодим. – Дозволите привал, ваше благородие?
Верно бородатый мыслит, горячего людям похлебать необходимо. Считай, многие уже больше суток без еды. Не думаю, что в плену русинов кормили. Обернулся назад, словно собираясь проконсультироваться с кем-то:
– Если с мясом, то дозволяю, – согласно кивнул поварам головой. – Чтобы ложка в котелке стояла, сам проверю!
Бородач крякнул и выпучил глаза, картинно обижаясь.
– Вашбродь, уставы знаем! Завсегда после дела каша с мясом полагается.
Я прожевал очередную порцию еды.
– Вот что, повар Никодим. Раненым бульон свари покрепче. Молчун еще привезет нескольких. И про отряд кадета не забудь, – распоряжения рождались легко.
Бородач без лишних слов кивнул с пониманием в глазах. Скорее всего, Никодим с Емельяном уже позаботились о питании раненых, и мои приказы оказались излишни.
Меж тем выдача пайка и наш разговор с Никодимом собрали изрядную толпу стрелков – к арьергардной группе подтянулись возницы и другие солдаты. Я почувствовал необходимость что-то сказать подчиненным, приободрить их:
– Бойцы! Русины! Рад приветствовать вас вновь в рядах батальона княжьих стрелков. Нам предстоит долгий переход и бой…
Поскольку слабо себе представлял, куда конкретно движется колонна и что творится позади и впереди нас, то не нашел ничего лучше, как закончить выступление фразой: «Помните, с нами благословение княжны Белояровой!» – и демонстрацией браслета со Слезой Асеня. После чего закинул кусок мяса в рот и быстрым шагом пошел к фургону, у которого с чистой рубахой и трофейной кирасой меня ожидал Буян.
Облачаться на ходу в незнакомую броню, да с криворуким ассистентом – та еще морока, а мне приходилось еще и думу думать, как заправскому герою Гражданской войны Василию Ивановичу Чапаеву.
– Вот что, Буян. Подбери мне ординарца порасторопнее. А сам принимай десяток стрелков.
– Есть.
– Чего смурной? Молчуну десяток и тебе тоже десяток. Все по-честному вроде.
Русин не разделял моего бодрого настроя. Я приладил пояс с револьвером поверх кирасы, подвигался, привыкая к местному аналогу бронежилета.
Печальный пример Ральфа совершенно примирил меня с грузом экипировки и некоторой скованностью движений. Правда, укушенная нога и подстреленная лопатка отреагировали на наличие брони как положено, но оздоравливающее плетение в моем браслете во время беспамятства потрудилось на славу. Зуд и ритмичная тянущая боль доставляли мелкие неудобства и не более того.
– От судьбы не уйдешь, – горько выдохнул мастер-стрелок, застегивая на мне пояс с длинной увесистой саблей. Вот теперь я настоящий офицер!
– Буянище, ну чему ты не рад? Мы только что из такой передряги вышли. Внуки тебе ни в жизнь не поверят: сквернавцев больше сотни накрошили, с изменниками рассчитались, трофеи богатые взяли. Наказ княжны – спохватился! – выполнили. Сам жив-здоров, воевать можешь. Так какого рожна?
Проверил, как клинок извлекается из ножен, и этим ограничился. Сабля твердо намеревалась мешать при ходьбе, и мне приходилось поддерживать массивную гарду левой рукой.
– Так-то оно так. – И снова одоспешенная грудь стрелка испустила печальный выдох.
Я действительно не понимал, куда клонит Буян, хотя причина, судя по хмурому лицу ветерана, серьезная, вполне способная затмить радость от заслуженного повышения. Пусть ущелье впереди перекрыто врагами, пусть на нас наседают обозленные сквернавцы. Нормальная боевая ситуация. Бог даст – выкрутимся, а не даст, так мы уже сделали больше возможного. Я бросил быстрый взгляд на браслет с двумя гамионами и тоже тяжело вздохнул. Но вовремя спохватился: еще не хватало полемизировать с подчиненным, чья ноша тяжелее.
– Значит, так, мастер-стрелок, кто организует движение колонны? – поинтересовался я командным тоном, обещая себе в ближайшем будущем поговорить с Буяном по душам. Где-то он усмотрел угрозу, неочевидную для меня. Не время и не место корчить из себя спесивого дворянина!
– Да как-то все само устроилось, – наклонил голову к правому наплечнику мастер.
– Это хорошо, что само. Плохо, что никто не управляет процессом, – сказал без недовольства, но максимально жестко.
Невероятно, но продвижение отряда из бывших военнопленных с ранеными и грузами по территории противника действительно «само устроилось» как по волшебству. Каждый делал, что должно, проявляя разумную инициативу. Погонщики аккуратно вели куланов, ратаи тянули нагруженные телеги, поголовно вооруженные бойцы бдительно поглядывали по сторонам и помогали обозникам, кашевары подкрепляли людей на ходу сухомяткой и попутно готовили горячую пищу в мобильной полевой кухне, Буян офицера-неженку в боевую готовность приводил. Каждый при деле. Все-таки мне сказочно повезло с солдатами. Война – это коллективная работа. Герою всех супостатов в одиночку нипочем не одолеть.
