Джеку не нравилось, когда я находился рядом, потому что я мог привести за собой кого-то, имеющего отношение к тьме. Такое уже случалось в прошлом, могло произойти и снова. Этой весной старая ведьма Мамаша Малкин сумела пробраться в наш подвал, Джек и Мэри тогда чудом остались целы.
— Мама что-нибудь говорила по этому поводу? — спросил я.
— Ни слова. Сам Джек был слишком расстроен для таких разговоров, а на следующий день она ушла.
Я не мог ничего поделать с собой — в голове все время вертелась мысль, что комната отдана мне сейчас неспроста; это означало, что в самое ближайшее время мама собирается уйти отсюда навсегда, вернуться к себе на родину. Если уже не ушла.
На следующее утро я встал очень рано, но Элли уже хлопотала на кухне. Меня согнал вниз запах жарящихся сосисок. Аппетит возвращался — несмотря на все происшедшее.
— Хорошо спал, Том? — спросила она, широко улыбнувшись мне.
Я кивнул, хотя это была ложь во спасение. Я долго не мог уснуть, а потом то и дело просыпался. И каждый раз боль утраты возвращалась, как будто я только тогда осознал, что папа умер.
— Где малышка?
— Наверху с Джеком. Он любит возиться с ней по утрам. Ну и какой-никакой предлог, чтобы начать работу чуть позже. Хотя сегодня много не наработаешь.
Она махнула рукой в сторону окна. Кружась в воздухе, медленно падали снежинки, и оттого, что свет отражался от укрывшего двор снега, в комнате было светлее, чем летним днем.
Передо мной возникла тарелка с сосисками и яйцами. Я принялся за еду, и вскоре ко мне присоединился Джек. Элли вышла, оставив нас наедине. Он ковырялся в еде, медленно жевал, и я устыдился того, что получаю от еды удовольствие.
— Элли говорит, она рассказала тебе о завещании, — в конце концов сказал Джек.
Я молча кивнул.
— Послушай, Том. Как старший сын, я являюсь исполнителем завещания. Мой долг проследить, чтобы воля папы была исполнена в точности. Но я вот что надумал… Может, мы могли бы с тобой договориться? Что, если я куплю у тебя комнату? Если достану денег, продашь мне ее? А что касается маминых вещей, уверен, мистер Грегори не будет возражать, чтобы они хранились в Чипендене…
— Я должен подумать, Джек. Пока что я сам не свой. Слишком многое случилось слишком быстро. Не волнуйся, в мои планы не входит то и дело возвращаться сюда. Я буду слишком занят.
Джек достал из кармана связку ключей и положил их на стол передо мной: один большой и три маленьких. Первый от двери в мамину комнату, три других от ящиков и сундуков внутри.
— Ну, вот ключи. Не сомневаюсь, ты захочешь подняться наверх и посмотреть свое наследство.
Я подвинул ключи обратно к нему.
— Нет, Джек. Пусть они побудут у тебя. Я не стану туда заходить, пока не поговорю с мамой.
Он удивленно посмотрел на меня.
— Точно?
Я кивнул. Без дальнейших обсуждений он снова положил ключи в карман.
Предложение Джека было вполне разумно, но я не хотел брать у него деньги. Чтобы расплатиться со мной, ему придется взять ссуду, и в денежном отношении ему станет гораздо труднее поддерживать ферму. Что до меня, пусть бы он забирал себе комнату. И конечно, Ведьмак позволит хранить в Чипендене мамины ящики и сундуки. Однако у меня возникло серьезное подозрение, что таково желание мамы — чтобы комната принадлежала мне; только эта мысль и удерживала меня от того, чтобы согласиться на предложение Джека немедленно. Пусть и записанное в завещании папы, это наверняка было не его решение.
Что бы мама ни делала, у нее всегда были для этого очень веские причины. Значит, я не могу принимать никаких решений, пока не встречусь с ней.
Позже днем я сходил на папину могилу. Джек хотел пойти со мной, но мне удалось отговорить его. Мне хотелось где-то с час побыть там одному — подумать и погоревать. Кроме того, я хотел кое-что выяснить, чего не смог бы сделать, если бы Джек пошел со мной. Он меня не понял бы и, в лучшем случае, очень расстроился.
Я рассчитал время таким образом, чтобы прийти туда на закате, когда света еще хватало, чтобы найти могилу. Это было унылое, покрытое снегом кладбище на расстоянии примерно половины мили от церкви. Церковный погост был уже целиком забит, и эту землю тоже освятили как его продолжение. Совсем маленькое поле с оградой из боярышника и парой платанов у западного края. Папина могила находилась в первом ряду захоронений, месяц от месяца появляющихся на поле. Надгробного камня пока не было, но стоял временный деревянный крест, на котором вырезали его имя.
ДЖОН УОРД
Покойся с миром
Я постоял у креста, вспоминая те счастливые времена, когда мы жили одной семьей; когда я был маленький, папа и мама счастливы и деятельны, а все мои братья жили с нами. Вспоминал я и последний наш разговор с папой, и как он сказал, что гордится таким храбрым сыном, как я, и что, хотя у него нет любимчиков, считает меня лучшим из всех.
К глазам подступили слезы, и я громко разрыдался. Однако быстро темнело, и я взял себя в руки, сосредоточившись на том, что нужно сделать. Такова уж она — работа ведьмака.
— Папа! Папа! — воззвал я во тьму — Ты здесь? Слышишь меня?
Я повторил свой призыв трижды, но ответом мне были лишь свист ветра в боярышнике и далекий собачий лай. Я испустил вздох облегчения. Папы здесь не было. Его дух не задержался у могилы, где лежало тело. Я от всей души надеялся, что там, где он сейчас, ему хорошо.
Я пока не разобрался, как относиться к Богу. Может, Он существует, а может, нет. И если да, то станет ли Он давать себе труд прислушиваться ко мне? Вообще-то я никогда не молился, но ради папы сделал исключение.
— Пожалуйста, Господи, упокой его в мире. Он это заслужил. Он был хорошим, работящим человеком, и я любил его.
И потом я с тяжелым сердцем пошел домой.
Я пробыл на ферме почти неделю. Когда настало время уходить, пошел дождь и снег во дворе превратился в слякоть.
Мама не вернулась, и я начал задаваться вопросом, произойдет ли это когда-нибудь. Однако долг призывал меня в Англзарк, да и беспокойство за Ведьмака тоже. Я очень надеялся, что его здоровье продолжает поправляться. Я сказал Джеку и Элли, что теперь приду к ним весной, тогда и поговорим о комнате.
Всю долгую дорогу меня преследовали мысли о папе и о том, как сильно все изменилось. Казалось, совсем недавно я счастливо жил с родителями и шестью братьями, а папа был здоров и полон сил. Теперь все стало совсем другим, разваливалось на части.
В каком-то смысле я никогда больше не вернусь домой, поскольку самого дома больше не будет. Слишком другим все тут станет. Строения, конечно, останутся теми же самыми, как и вид на холм Палача из окна моей прежней спальни. Однако без папы и мамы это уже будет не дом.
