– Это не твои ключи. Это ключи от Лориной машины.
– С чего ты взяла?
– Кенгуру. Я когда-то подарила ей этот брелок. А теперь
мне хотелось бы узнать, где сама машина.
Я молчу.
– И где Лора, – продолжает напирать Август. –
С ней все в порядке?
– Думаю, что да…
– Мне так не кажется.
– У тебя паранойя.
– Ты это уже говорил.
– Давай выйдем на воздух, – я делаю шаг к двери,
ведущей в лоджию. -.Покурим и поговорим спокойно.
– О чем ты собираешься со мной говорить?
– Я и сам стал волноваться…
Я – хороший парень, морячок Папай с банкой шпината, флоту
нужны такие парни, как я. И банка шпината пригодится, Август – вегетарианка, а
я – хороший парень, именно в этом мне нужно убедить сейчас Август.
– Пойдем, поговорим.
Хороший парень спокоен и даже ласков, несмотря на то что
Август так и не отдала ему куртку, бог с ней, с курткой, пойдем и поговорим,
подышим свежим воздухом, Август.
Август наконец-то согласна.
Отсюда, с шестнадцатого этажа, Москва почти примиряет меня
со своим существованием, теперь это просто огромный город, неспящий город: в
море мерцающих огней легко затеряться, прожить целую жизнь с перерывом на обед,
сон и секс, заиметь друзей – таких же циничных придурков, как и ты сам; заиметь
знакомого бармена, похожего на Киану Ривза: он будет лихо сбивать коктейли для
девушек, которых ты тоже заимеешь; заиметь знакомого стоматолога, похожего на
Джонни Деппа, и знакомого фээсбэшника, похожего на Бена Аффлека; и любимую
марку сигарет, и любимый боулинг, и любимый бильярд, и любимый стрип-клуб, и…
мало ли еще радостей можно найти в этом море мерцающих огней, если хорошенько
покопаться.
– О чем ты хотел поговорить со мной?
Море огней – там, на расстоянии вытянутой руки, здесь же, в
окрестностях шестнадцатиэтажной бюргерской высотки, царит мрак и кладбищенская
тишина. Пара фонарей, вот и все, что я насчитал. Пара фонарей, несколько
деревьев под домом и детская площадка в отдалении. Вход в единственный подъезд
– с другой стороны здания, там и припаркована моя «Тойота».
– О чем ты хотел поговорить?
– Я не сказал тебе всего… Ты о чем-то таком намекнула…
Что я вляпался в дерьмо.
– Влез в скверную историю, – поправляет Август.
– Хрен редьки не слаще. Так вот, со мной все в порядке.
Это у Лоры проблемы. И она просила меня…
– У Лоры проблемы?
Да. Возникли. И она просила меня передать тебе, что исчезает
на время. А когда с ними разгребется – появится. Ты не должна переживать, да и
проблемы не глобального характера.
– И ты вот так отпустил ее?
– Лора – девушка с сильным характером. И не любит
вмешательства в свои дела.
Лора – девушка с сильным характером, а я – молодой человек с
сильными руками, если я захочу сгрести хрупкую Август в охапку, она не сможет
оказать мне достойного сопротивления.
– Ты врешь, – на лице у Август появляется горькая
улыбка.
– В смысле?
– Лора ненавидит проблемы. И еще ни одной проблемы она
не решила сама. Она просто перекладывает их на плечи других людей. Если бы у
Лоры возникла проблема хоть ненамного серьезнее, чем заноза в пятке, она бы
сказала об этом мне. Так было всегда. Ты соврал мне, парень. И лучше бы тебе
придумать что-нибудь другое.
– Ничего в голову не лезет, – совершенно искренне
говорю я.
– Жаль.
– Послушай…
– Нам больше не о чем разговаривать.
Август делает шаг в сторону двери, еще секунда – и она
исчезнет, что ожидает ее с другой стороны двери? что ожидает меня?., насрать
мне на басков и ирландцев, но у Август есть следователь по особо важным,
личность совершенно ренессансная, бабник и что-то там еще, кажется, он
согласился позировать Август голым. Завидная степень близости. Сто к одному,
что Август решит ей воспользоваться.
Сука.
– Погоди… – я хватаю Август за локоть.
– Что еще?
– Ты играешь в бильярд?
Все «ЖЖ»-феминистки играют в бильярд. Сосут пиво и катают
шары. Импульс, внезапно возникший во мне, подобен разряду молнии. И идет он от
плеча, зашитого Марго, неужели трава проголодалась? надо же, я, оказывается,
запомнил тот вудуистский бред, который нашептала мне Марго. Но, скорее всего,
дело не в плече, дело во мне, я не могу позволить Август уйти.
Удар в солнечное сплетение настигает Август в тот самый
момент, когда она раздумывает над ответом по поводу бильярда. Удар точен и
сокрушителен, странно, до этого я ни разу в жизни не бил не то что женщину, я и
собаку не ударил.
Август падает, как подкошенная. Кажется, она теряет сознание.
Долго это не продлится.
– Прости, детка, – шепчу я, склоняясь над
Август. – Ничего в голову не лезет. Только это и пришло.
Август сама виновата во всем.
И, несмотря на кажущуюся хрупкость, она довольно тяжела. Для
того чтобы перевалить ее тело через перила балкона, приходится напрячься;
мгновение – и Август уже летит к земле. А я тупо слежу за ее последним полетом.
Не я первый начал. Не я первый начал. Не я первый начал.
Это даже хорошо, что Август в последние секунды своей жизни
была без сознания. Иначе она стала бы кричать, что разбудило бы полдома.
Жаль, что так получилось, жаль, что финал оказался смазанным
и вовсе не таким эффектным, как в фильме «Скалолаз», когда Сталлоне из
последних сил удерживал на руке альпинистку-неумеху, альпинистку-неудачницу. В
конце концов пальцы ее разжались и она ухнула в пропасть, а до этого твердила
только одно: «Я не хочу умирать».
Сара.
Альпинистку звали Сара, имя самой актрисы так незначительно,
что сейчас и не припомнить, указано ли оно в титрах.
Но ведь и Август – тоже эпизод, надо постараться побыстрее
забыть о нем; глухой стук тела о землю, где-то далеко внизу: пусть это и будет
последним напоминанием.
Я подбираю куртку, которую в самый последний момент
выпустила из рук Август, и толкаю дверь носком ботинка: никто не найдет моих
отпечатков на ручке двери, никто не найдет следов моего присутствия в доме, что
касается Билли…
Билли на год уезжает в Кельн. Уже сегодня утром.
И вряд ли она вернется, даже если узнает, что Август погибла.
Билли не из тех, кто будет в лепешку расшибаться ради друзей, и если Билли
окажется молодцом – ей ничто не угрожает.
Мне очень хочется, чтобы Билли оказалась молодцом.
