Ну что ж, это даже забавно. И на самом деле интригует. Мы
оба приглашены.
– Мы оба приглашены, Лора. Нравится тебе это или нет.
Вопрос в том, кого же она в конце концов выберет.
– Возможно, она уже выбрала.
– Мне так не кажется.
Лора смеется. Хотя ничего смешного в моих словах нет. Лора
смеется, еще никогда она не казалась мне такой привлекательной. Жаль, что она
не сидела в «Мерседесе», рядом с младшим братом capungo, – тогда проблема
разрешилась бы сама собой.
– Она уже выбрала, милый.
– Кого же?
Я накручиваю на палец прядь Лориных волос, почему я все
время забываю, что они коротко стрижены, почему сама Лора забывает об этом?
– Нас.
– Нас?
– Тебя и меня. Неизвестно из какого количества претендентов.
– Неизвестно, – хмыкаю я.
– Неизвестно, сколько их было. Но главный приз,
кажется, достанется нам.
– Главный приз достанется кому-то одному.
Мне снова хочется удавить Лору, но вместо этого я прижимаюсь
губами к ее виску. Такому же холодному, как и губы. Ледяному. Самое время
выдолбить в нем лунку, закинуть удочку и выловить все мысли Лоры. Не думаю, что
улов будет таким уж богатым – любовные переживания по поводу Тинатин,
непристойные фантазии на тему Тинатин, девичьи грезы о Тинатин, желание отбить Тинатин
у всего мира, навсегда поразить ее в самое сердце или хотя бы на время
вскружить ей голову sms-флиртом и цитированием текстов группы «Ночные
снайперы». Впрочем, тексты группы «Рефлекс» тоже подойдут. Ненависть ко мне
занимает незначительное место в мыслях Лоры, ее и на хвост полудохлого окуня не
наберется.
– И ты, естественно, попрешься в эту чертову Москву.
– Естественно. – Лора и не думает
отстраняться. – Я еду прямо сейчас.
– На машине?
– Ненавижу поезда. И самолеты тоже. И тебя.
– Наши чувства, как всегда, глубоки и взаимны, душа
моя. Ты, что ли, ночью ехать собираешься?
– Почему нет? Ночью трасса свободна, и уродов на ней
гораздо меньше, чем днем.
– А если ты захочешь спать? Если вдруг вырубишься?
– Не захочу.
– Вообще-то, мне кажется, что одной как-то стремновато…
– А мне не кажется.
– Девушка… одна… на трассе ночью…
– Это твоя любимая сексуальная фантазия, милый?
– Одна из многих. – Оставив в покое висок, я
перехожу к Лориному уху.
– Аза рулем шикарного «Лексуса», конечно, ты?
– Обычно это не «Лексус», а «КамАЗ». Романтичнее и
места больше. Но сейчас я готов согласиться на скромное место штурмана.
– Штурмана?
– Могу составить тебе компанию до Москвы. Чтобы ты не
скучала.
– Ты не находишь, что это откровенная наглость, милый?
– Будь великодушна, Лора. Ты же сама говорила, что
главный приз достался нам. Тебе и мне. Тебе и мне.
Лора молчит.
Снова дождь. Давненько его не было, я уж и соскучиться
успел. В последний раз, когда я его видел, он кругами ходил вокруг Тинатин, он
был ее сюжетом, или это она была его сюжетом? Идет ли он там, где сейчас
Тинатин?.. Нет, это все-таки другой дождь, совсем другой, тот она забрала с
собой, как забрала бы с собой ветер, снег, туман, книги, фильмы с Марикой Рекк,
микроволновые печи, зубочистки, ноутбуки, роликовые коньки, запись с концерта
Тома Вейтса, коллекцию негашеных почтовых марок, умение говорить на шведском,
она забрала бы с собой все, и никто не заметил бы подмены, наши с Лорой сердца
она тоже забрала, я не в обиде, Тинатин.
– Так как, Лора?..
Лора молчит.
– Она прислала письмо нам обоим. Она хочет видеть нас
двоих.
– А ты уверен, что это она?
– Кто же еще? – Лора хочет сбить меня с толку,
фальшивая сука, удавить ее, и дело с концом.
– Тот сумасшедший, который направил нас сюда. А теперь
мы, как дураки, попремся в Москву, а ее там не будет… Просто бред какой-то…
Ехать куда-то… ради чего?
– Чтобы увидеть ее.
– Я не уверена…
– В чем?
Ни в чем. Почему она носит эти хреновы очки? Мы ведь даже не
разглядели ее толком. Может, она косит на левый глаз?
– Это что-то меняет?
– Может, она китаянка?
– Почему нет? – мне становится весело. –
Китаянка, как у Годара… Почему бы среди девяти детей клоуна-чревовещателя не
затесаться китаянке?.. Косящей на левый глаз китаянке. Это ничего не меняет,
Лора.
– Ничего, – шепчет Лора.
Она готова расплакаться, и я не знаю, как утешить ее.
Трахнуть, что ли? Я бы смог это сделать, прямо сейчас, ничем другим я не могу
выразить ни симпатию к Лоре, ни ненависть к ней. С фантазией у тебя напряг,
бэбик, фантазии у тебя маловато, все расхватали другие, более удачливые, не
писавшие в детстве названия никогда не виденных фильмов. Мелом, на задней
стенке шкафа. Я не знаю, как мне избавиться от воспоминаний, куда их засунуть,
затолкать, ни один карман не выдержит такого груза, ни один ящик, разве что –
Лоре в рот, и там они оледенеют, успокоятся навсегда.
Хорошая идея.
По лобовому стеклу барабанят капли, ничего необычного в этом
нет, необычен только цвет, с сильной примесью красного. Убедить себя в том, что
это всего лишь отсветы милицейских мигалок, не составляет труда.
Лора включает дворники.
– Давай-ка выбираться отсюда, Макс. Мне что-то не по
себе…
– Ты тоже это заметила?
– Что?
– Ладно, ничего… Я видел вчера этих людей. На выставке.
Всю троицу. Бог-отец, бог-сын и бог – дух святой… Блин…
– Тогда мы можем не переживать за их дальнейшую судьбу.
– Я видел их вчера.
– Я тоже. Ну и что?
– А теперь они мертвы. Думаешь, все это простая случайность?
Совпадение?
– Я и думать об этом не хочу. Но если ты все еще
хочешь… ехать со мной…
– Хочу.
– Тогда поехали…
* * *
…Все кончено.
Если будущее и правда орешник – мы с Лорой врезались в него
на полном ходу. Вмятина на капоте, слегка покореженный бампер, и больше ничего,
никаких видимых повреждений, можно считать, что «Галантец» Лоры дешево
отделался.
Но лучше бы мы врезались в орешник.
В орешник с мертвой птицей у корней, с паутиной в ветвях; в
орешник, а не в этого типа. Мокрое шоссе нас не оправдывает, оно и не было
таким уж мокрым, дожди вороньем кружат лишь над ЭсПэБэ. Ночь нас тоже не
оправдывает, Лорина рука в моем паху – вот причина всех несчастий. Лорино
решение доверить мне руль – вот причина всех несчастий. Я знаю, для чего она
сделала это: чтобы освободить себя для мыслей о Тинатин, чтобы полностью им
отдаться. Невозможно одновременно следить за дорогой и думать о прямых волосах
Тинатин, о том, как они разметаны по подушке, как стекают на твое лицо, как
обволакивают грудь, как струятся по бедрам; о том, как они забивают тебе рот и
тогда становятся похожими на гальку и песок одновременно. Волосы стекают,
обволакивают, струятся, а вместе с волосами струится и тело Тинатин, то
появляясь на поверхности твоего тела, то исчезая внутри; Лора не знает, как
умеет исчезать Тинатин, даже находясь рядом с тобой, Лора не знает – а я знаю.
Это знание ограничивает меня, но позволяет вести машину, Лориным же фантазиям
есть где развернуться, машина – лишь досадная помеха. Для Лоры Тинатин еще
более недостижима, чем для меня, губы мои запечатаны сургучтагеё7 поцелуя,
странно, что тогда я подумал о пластиковом стаканчике, а мысль о сургуче мне и
в голову не пришла. Это не совсем обычный сургуч – красный (красное становится
слишком навязчивой темой, слишком настойчивым парафразом), я видел его лишь
однажды, на выставке канцелярских принадлежностей Франческо Рубинато.
