Поход от Печатников до Крюкова казался мне самым настоящим
путешествием – когда-то в детстве, будь у меня даже велосипед Буча и
Санденса, – и тогда путешествие не стало бы короче. За время похода от
Печатников до Крюкова, мимо окон с лавандой и гортензией и еще одним
растеньицем со смешным названием «калачики», я мог утонуть в зыбучих песках,
быть съеденным капитолийской волчицей, я мог встретить Джоди Фостер,
девочку-проститутку из «Таксиста», которая так нравилась мне, когда мне было
семь. Когда мне исполнилось девять, мне нравилась уже совсем другая, не девочка
и не проститутка, – Дельфин Сейриг, ее имя я вычитал в старом журнале. Так
же, как имя Джоди – в другом старом журнале, двумя годами раньше, этими
журналами папаша растапливал титан в ванной. Тогда я не узнал бы ни Джоди, ни
Дельфин, я никогда не видел их, я увидел их много позже, но кто сказал, что
нельзя влюбиться в сочетание букв, кто установил такие правила?.. Джоди с
глазами цвета черепахового гребня, Дельфин с кожей, гладкой как у дельфина,
именно такими я и представлял их себе: дельфин, черепаховый гребень, разве
можно перед этим устоять?..
Я никого так не любил, как Дельфин и Джоди, никого – до тех
пор пока не встретил Тинатин.
Встретить Тинатин сейчас, у Крюкова канала, так же
маловероятно, как встретить тринадцатилетнюю Джоди или Дельфин в куртке-сафари,
ведь Джоди давно не тринадцать, а Дельфин и вовсе умерла.
Восемь десять, я не пунктуален. Да и плевать.
В воздухе пахнет близким дождем и стоячей водой канала, в
воздухе разлито молоко раннего северного вечера, я подхожу к Крюкову не со
стороны Печатников – со стороны Садовой, оставляю позади Никольский собор, сворачиваю
направо, как же давно я не бродил по ЭсПэБэ вот так – совершенно бесцельно,
нельзя же считать целью расплывчатое «будет интересно».
Мостик, о котором говорил jukebox, совсем недалеко, молочный
воздух становится гуще, влаги в нем прибавилось, вот-вот пойдет дождь. Но даже
если он пойдет – это не изменит моих планов: сегодня ночью я уезжаю в Москву.
«Добейся успеха».
Кретиническая молодежная комедия, стоит мне только появиться
в ней в заглавной роли, сразу же переходит в разряд футуристического боевика:
добьюсь ли я успеха в «Hangar 51-19»? Я бы не слишком заморачивался этим, если
бы черно-белый постер не был отправлен еще и Лоре. Остается надеяться, что в
свой почтовый ящик она не заглядывала, что она ловит сны, кошмары и души
где-нибудь совсем в другом месте.
…Блики.
Я уже на мосту, и все пространство вокруг меня усеяно
бликами, резкими белыми вспышками, резкими голубоватыми вспышками, я вижу
несколько милицейских машин, одна чуть ближе ко мне, две другие поодаль. В
центре действа – черный «Мерс», уткнувшийся мордой в камень парапета. Все
дверцы «Мерседеса» распахнуты настежь, два окровавленных трупа сзади, один –
спереди, на водительском сиденье, голова на руле, лобовое стекло треснуло и
забрызгано кровью.
Тела еще в машине, нет даже «скорой», следовательно, все
произошло совсем недавно, может быть – пятнадцать, десять минут тому назад. Что
было бы, приди я вовремя?
подходи сегодня часам к восьми вечера. Будет интересно
:-):-)
Не в восемь пятнадцать, а ровно в восемь?
Я… я увидел бы, как все это произошло. А чертов jukebox
знал, что это должно произойти. Иначе он не отправил бы меня сюда.
увидишь, что будет потом.
Это не просто автокатастрофа, «Мерседес» не просто потерял
управление и врезался в парапет: все, находящиеся в машине хладнокровно
расстреляны, я замечаю и кое-что другое кроме треснувшего лобового стекла:
прошитые пулями дверцы, пассажиров поливали свинцом на совесть, одним лазерным
прицелом дело не обошлось. За последние несколько минут я не сдвинулся с места
ни на сантиметр, я стою там же, где стоял, там, где меня застали блики – белые,
голубоватые: почти посередине мостика. С телами в машине ничего не происходит,
все дело во мне, в зрении, обонянии, осязании, никогда еще мир не открывался
мне в таких режущих глаз подробностях. Не прилагая никаких усилий, я могу
разглядеть небольшую царапину на капоте и рисунок шин – господи! даже рисунок
шин виден мне, как видна залитая кровью запонка одного из пассажиров. Черная
матовая поверхность (Black Onyx?!) и маленький камешек в углу слева – я не должен
этого видеть, я не смог бы увидеть этого и с пяти шагов – но я вижу, вижу! И
почти физически ощущаю, как стынет и сворачивается чужая кровь, но и это еще не
все -
она движется,
она приближается,
она не захлестывает потоком, она осторожна, осмотрительна,
но – приближается.
В живописности ей не откажешь.
Именно на этой чудовищной мысли я и ловлю себя: в
живописности ей не откажешь. Искореженный передок «Мерседеса» так безупречен,
что вполне мог бы претендовать на место в каталоге, убитые тоже выглядят вполне
гламурно, все трое: им впору рекламировать бритвенные станки «Gillette Turbo»,
тройное лезвие, освежающая полоска, щетина снимается на раз, тем более –
основательно вспененная кровью.
Кровь.
Вот что интересует меня – кровь.
Она продолжает двигаться, ползти ко мне, огибая все
препятствия или попросту избегая их. Я вижу, как отдельные капли собираются в
ручейки, как ручейки снова распадаются – на рукава, а затем и на капли, они
движутся, как птицы в небе, как закоренелые преступники – не оставляя следов. И
моя собственная кровь, дурная кровь парня (37,2° по утрам в понедельник) тоже
начинает волноваться. Даже во рту я ощущаю ее привкус, если она хлынет из ушей,
из глаз, просочится сквозь ногти – я нисколько не удивлюсь. Теперь – не
удивлюсь.
Я возбужден. Или это моя кровь возбуждена?
«А люди, погибшие насильственной смертью, не интересуют вас
совсем?»
Это сказала мне Тинатин вчера вечером. Меня не интересуют
мертвые пассажиры «Мерседеса», нет, не так: они интересуют меня не больше, чем
любая картинка в журнале, стильная картинка, стильно выполненная картинка
BRISTOLL'S GIN НАСТРОЕНИЕ ВЕЧЕРА,
костюм с рисунком «рыбьи косточки» – единственная вольность,
все остальное выдержано в строгом стиле деловых переговоров, плавно переходящих
в сладострастные постельные стоны и фрикции; чеканный профиль, хорошо
выписанные губы, стакан на переднем плане, кубики со льдом – life-style от
яппи:
чрезмерное употребление алкоголя вредит вашему здоровью.
Я ошибся.
Кровь, которая приближается ко мне – осторожно, осмотрительно,
огибая все препятствия, – вряд ли принадлежит яппи. Для этого она слишком
жива, слишком подвижна, слишком ярко блестит, такой крови у яппи не бывает по
определению, разве что у Буча и Санденса была такая же, и еще у сотни
грабителей банков, и у сотни взломщиков сейфов, и у полсотни карточных шулеров,
и у двух десятков ловцов жемчуга, и у десятка игроков на бирже, и у Джима
Моррисона, и у капитана, выпустившего гарпун в Моби Дика, не помню, как его
звали.
