Что она и делает.
Рука Лоры соскальзывает с переключателя скоростей и –
случайно, конечно же, случайно! – накрывает руку Тинатин.
Тесак. Наверняка у Лоры есть тесак. Кухонная утварь – ее
слабость. Из того немногого, что я знаю о Лоре, не касающегося ее дурацкого
Хайяо, дурацких статеек и дурацкой бисексуальности: она всегда сжигает выпавшие
волосы в пепельнице и коллекционирует кухонную утварь.
Тинатин и не думает убирать руку.
Но целовала-то она – меня!..
Теперь это не имеет никакого значения. Ревность, банальная
ревность плющит меня по сиденью, швыряет из стороны в сторону (Лора, Лора, ты
ведешь чужой «Порш» не очень-то аккуратно!), на одной из сторон стоит
задержаться, мне не хотелось бы, но… Кто будет спрашивать о чем-то
двенадцатилетнего сопляка? Я снова кажусь себе сопляком. Двенадцатилетним.
Ревность, банальная ревность сделала меня таким, теперь мне легко выпасть из
собственных штанов, рукава рубашки – непомерно длинны, три презерватива можно
смело презентовать папаше, хотя – зачем ему презервативы, он и не пользовался
ими никогда; год, когда мне исполнилось двенадцать, тоже прошел под знаком
ревности.
Я ревновал.
Буча Кэссиди к Санденсу Киду. Санденса Кида – к Бучу
Кэссиди.
«Буч Кэссиди и Санденс Кид». Первая надпись, которую я
сделал мелом на задней панели платяного шкафа. Окно с одной стороны, платяной
шкаф – с другой, два метра на три, вот и все жизненное пространство, в него
входила еще раскладушка, даже стул не помещался. Потом количество надписей
увеличилось, но Буч и Санденс были первыми. Они могли быть какими угодно, но
только не похожими на папашу. Я так и представлял их – непохожими.
Единственное, чего я не знал тогда, – в фильме они
катались на велосипеде.
– Не громко? – спрашивает Лора у Тинатин.
Очевидно, это относится к музыке, но неумеренное потребление
соусов приучило Лору к вязким подтекстам: не слишком ли громко стучит мое
сердце, милый?
– Не громко. Нет.
– Отлично. Нам нужно заправиться. Здесь неподалеку
бензоколонка.
Бензоколонка и вправду оказывается неподалеку, спустя пять
минут «Порш» торжественно въезжает на нее. Дождь все не прекращается.
– На минуту, Макс.
Лора предлагает мне выйти из машины вместе с ней, вряд ли
дело касается пистолета, который нужно галантно сунуть в бак, Лора и сама бы с
этим справилась, как справляется уже тысячу лет; ей просто не хочется оставлять
нас наедине друг с другом. Я бы тоже не оставил.
– Собственно, зачем?.. – пытаюсь вяло
сопротивляться я.
– Мне нужна твоя помощь.
Я снова вижу быструю улыбку Тинатин в зеркале заднего вида.
Ситуация ей знакома, подобные ситуации разыгрывались в ее жизни не раз, одним
отчаянно влюбленным никогда не ограничивалось, радиус поражения Тинатин намного
шире: развороченные животы, расколотые черепа, ранцы, заляпанные
кишками, – мародерам и маркитанткам из обоза будет чем поживиться. Тинатин
и есть главная маркитантка, единственная маркитантка – на всю армию, на все
армии, кажется, я знаю пару десятков войн, которые произошли из-за нее.
– Макс!..
– Я иду.
Я иду за Лорой – не так быстро, как хотелось бы самой Лоре,
но гораздо быстрее, чем хотелось бы мне самому. Почти в рапиде мы проплываем
мимо парня в промасленном оранжевом комбинезоне; этот местный дурачок,
белобрысый, как и положено дурачкам, встречает появление Лоры одобрительным
посвистыванием. Еще три часа назад я и сам насвистел бы что-нибудь, тема из
«Mission impossible» подошла бы, Лора и впрямь ничего себе, мокрая одежда,
облепившая фигуру, лишь подчеркивает это. Узкие бедра конченой стервы лишь
подчеркивают это.
Забирай их себе, дурачок.
…Укромным это место не назовешь – магазин при заправке,
масла, фильтры, газировка и фасованные фисташки, но у Лоры нет ни времени, ни
желания искать более подходящий вариант. Она жаждет выяснить отношения здесь и
сейчас – именно жаждет: губы ее пересохли и даже, кажется, покрылись струпьями,
разительный контраст с влажным от дождя лицом, влажными волосами.
– Сейчас ты уйдешь, – говорит мне Лора.
– Ага. Разбежался.
– Сейчас ты уйдешь. По-английски, чтобы не волновать
девушку.
– Специалист по Англии у нас ты, Лора.
Я не так уж далек от истины, Лора несколько раз летала в
Лондон – в период бурного увлечения малоизвестным рок-музыкантишкой, липким,
как овечий сыр, концептуальным, как овечье дерьмо; презерватив с овечьей
спермой педантично завязывается в узелок и отправляется в мусорный контейнер
для органических отходов – из этого Лора выдоила цикл статей «Места и вещи».
Вряд ли она помнит об этом. Здесь, в магазинчике при заправке, уж точно не
помнит. Тинатин – это не удар по пяткам, как в случае с Хайяо, и не легкий укус
во влагалище, как в случае со всеми остальными. Тинатин призвана для того,
чтобы разрушить весь организм до основания, разбитое керамическое сердце – лишь
вершина айсберга.
Понимает ли это Лора так же, как понимаю я?..
– Я еще большой специалист по выкидыванию с работы
шелудивых псов.
– Шелудивых псов?
– Таких, как ты, Макс.
Она могла бы и не говорить этого, все и так очевидно,
хозяйский «Порш» – на ее стороне, на моей – только небрежный поцелуй Тинатин,
но он перевешивает. Он перевесил бы не только «Порш», но и трейлер «Volvo»,
груженный пятилетними тиражами «Полного дзэна»; он перевесил бы даже велосипед
Буча Кэссиди с Санденсом Кидом и их подружки, а о кино я могу порассуждать и с
Жан-Луи в его говеном видеопрокате.
– Ничего не выйдет, Лора. – Я абсолютно спокоен.
– Ты сомневаешься?
– Сомневаюсь, что ты нравишься ей больше, чем я.
Сил в Лоре оказывается немерено, под стать персонажам из
комикса «Супербратья Марио», при желании она могла бы взлететь (Oh!),
остановить товарняк (Oops!), опрокинуть третьеразрядный небоскреб (Wow!) – и
все эти силы направлены сейчас против меня: я оказываюсь прижатым к стойке с
тормозной жидкостью, правое колено Лоры угрожающе покачивается в двадцати
сантиметрах от моего паха, правая рука почти сжимает мне горло.
Ей и бретельки от лифчика не понадобятся.
– Не стой у меня на дороге, Макс.
– Я могу отступить в сторону…
– Так-то лучше.
– …но это не значит, что на твоей дороге… что на твоей
дороге окажется она. Что ты вообще там ее обнаружишь.
Загнул так загнул. Как раз в духе незабвенной
фильмнуаровской киношки «Ночь и город», классика жанра, уж не помню, видел ли я
ее, или мне, как обычно, только кажется, что видел. Для полноты ощущений не
хватает только шляпы борсалино. И сильно эрегированного ствола тридцать шестого
калибра.
