Ну не совсем ко мне, она все в тех же полутора метрах, что и
была. До поцелуя.
Единственное напоминание о нем – привкус пластикового
стаканчика. Дурацкий привкус – и больше ничего, но и этого мне хватит надолго,
я влюблен, я отчаянно влюблен. И ничто не изменит существующее положение вещей,
даже если залитая кровью ушная раковина окажется со временем моей собственной.
– …Мы остановились на кошках, попавших под
асфальтоукладчик, – говорит Тинатин.
Мы остановились на поцелуе, и я предпочел бы развить именно
эту тему – желательно в другой обстановке, зачем-то же она поцеловала меня?
– Мы остановились на Дне святого Валентина, если уж
быть совсем точным.
– Хотите прислать мне открытку?
– Не с кошкой, но…
Таким беспомощным я не был никогда, детство под сенью
папашиных девок не считается, кто будет помнить о детстве за шкафом в
промозглой квартире, с куском мела под подушкой, – кто согласится
помнить?..
– Не с кошкой, Тинатин, – я произношу ее имя
вслух, кажется – впервые. – Что-нибудь более оптимистическое.
– Что-нибудь вроде кретинского сердечка, –
высказывает предположение Тинатин. – Обычно его пристраивают к воздушному
шару. Мерзость.
– Не обязательно к воздушному…
– Я не хочу быть исключением из правил. Пришлите мне
кошку.
«Пришлите мне кошку», – говорит она, хотя совершенно
ясно, что адреса я не дождусь, вот если бы Валентинов день случился завтра, а
еще лучше – вчера… Если бы – тогда бы у меня еще был призрачный шанс, но
Тинатин не из тех, кто способен зафиксироваться на одном человеке дольше пары
часов – или пары дней, если повезет.
Пара дней предпочтительнее.
Уже потому, что между ними существует ночь. Провести с ней
ночь… м-м-м… Мысль, достойная монографии Жан-Луи, – и безнадежная, как
сама монография. Конца ей не видно.
– Лора – ваша подруга, Макс?
– Лора – это Лора. – Я встречаю напоминание о Лоре
скрежетом зубовным, слышит ли его Тинатин? – С Лорой нужно держать ухо
востро.
– Вы полагаете?
– Просто хочу предупредить. Не обольщайтесь насчет нее,
Тинатин. Она всех встречает с распростертыми ногами.
– А я и не хочу быть исключением из правил, –
Тинатин нисколько не шокирована.
– Она шлюха. Дешевая шлюха, вот что я хотел сказать.
Для нее раздеться догола перед десятком распаренных мужиков – не вопрос.
Ни разу не видел Лоры, раздевающейся перед десятком
мужиков, – но разве это имеет значение? Никакого. Точно так же, как все,
сказанное сейчас мной, не имеет никакого значения для Тинатин.
– Но согласитесь, Макс… Это лучше, чем раздеться
исключительно для гринписовской акции в поддержку искусственного меха.
Карусель в моем мозгу движется все быстрее, Лора
(облупленный верблюд) и Тинатин (олень со спиленными рогами) держатся за руки
еще крепче, смеются еще заразительнее, подтяни штаны, бэбик. Подтяни штаны и
купи нам мороженое, а потом можешь отправляться восвояси, пить паленую водку в
компании такого же неудачника Жан-Луи. Жан-Луи примет и без водки, достаточно
пива, но зачем Тинатин поцеловала меня?
Зачем-то же она сделала это?
– …Я умерла бы, если бы вы меня не дождались!..
Лора. Легка на помине. Старый трюк, ее «вы» относится
исключительно к Тинатин. Чем оно пафоснее, чем вежливее сама Лора, – тем
нестерпимее ей хочется затянуть кого-нибудь в постель. Кого-нибудь, ха-ха, ей
хочется затянуть в постель Тинатин, гнусность какая!..
– Макс наверняка наговорил обо мне кучу
гадостей, – Лора улыбается своей самой ослепительной улыбкой, до
сегодняшнего дня ее вызывало лишь известие о повышении гонорара.
– Он сказал, что вы шлюха, – тут же сдает меня
Тинатин.
– Шлюха?
– Дешевая шлюха.
– Вот как? – Плакала моя дружба с Лорой, да и
плевать мне на ее дружбу. Положить с прибором. – Он ошибся, Тинатин. Во
всяком случае, на мои услуги ему ни разу наскрести не удалось.
– Он сказал, что вы легко можете раздеться перед
десятком мужиков. Э-э… распаренных мужиков.
– В сауне, что ли? – живо интересуется Лора.
– Не знаю. Макс не уточнял.
– Перед десятком – это вряд ли. Но перед вами, Тинатин…
Перед вами я бы разделась.
Котировки облупленного верблюда растут, и как только Лоре,
этой извращенке-многостаночнице, удается так убийственно флиртовать?
– Может, мы обсудим это в другом месте?..
Зачем Тинатин поцеловала меня? Мысль о том, что то же самое
она проделает и с Лорой, мне невыносима.
– Собственно, это я и хотела предложить.
Сеанс поездки на карусели закончен, Лора и Тинатин
перебираются на другой аттракцион, судя по вибрации воздуха вокруг Лоры
(Тинатин по-прежнему абсолютно спокойна) следующий пункт программы – американские
горки. Я снова остаюсь за бортом, с двумя порциями подтаявшего мороженого в
руках, от мороженого дамы отказались.
Я остаюсь за бортом, еще более одинокий, чем когда-либо.
«Ты еще одинок? К нам каждую субботу приходят 2000 человек,
и почти все ищут друг друга, розыгрыш „Peugeot 106 Sketch Diesel“, приз за
самую короткую юбку, приз за самое оригинальное tattoo в самом оригинальном
месте, забойное техно, русский попе, D Baba Klawa».
Сегодня – не суббота.
Сегодня – не суббота, из двух тысяч человек, из двадцати
тысяч человек, из двухсот тысяч человек мне нужна лишь Тинатин, если бы она
выбрала младшего брата capungo или самого capungo – я бы смирился, во всяком
случае – я смог бы это понять. Но Лора…
Они уходят.
На свои проклятые американские горки, в вертеп на
Конногвардейском, куда же еще, «ЖЖ»-феминистки могут торжествовать, «если ты до
сих пор спишь с мужчиной, это значит, что ты еще не встретила настоящую
женщину».
У меня совсем не остается времени, чтобы убедить Тинатин в
том, что Лора – ненастоящая.
Насквозь фальшивая сука, фальшивее только голосишко ее
обожаемой ane В. Фальшивее только массажные пассы ее обожаемого Хайяо,
прирожденного убийцы. Фальшивее только ее статейки в «Полном дзэне», таком же
фальшивом насквозь: последний Альмодовар – педофилический отстой, последний
Сорокин – копромуйня, последние «Dead Zorros» – лучше бы и вправду умерли, вы
ничего не слыхали о «Dead Zorros»? тогда мы идем к вам!.. Мы приближаемся – под
тихое шуршание страниц и аккомпанемент «Гындул Мыцей»
[14]
, вот на
чем отрывается сегодня продвинутый пипл. «Гындул Мыцей», бурятское горловое
пение и мусс из авокадо, во всем – легкий привкус эротизма, особенно – в муссе.