Прочищают мозги, так будет вернее.
И о чем я только думал, когда сжимал бамбуковыми тисками
тоненькую шею соплячки? Да черт возьми, это была самозащита, не я первый начал.
Но я не хочу, чтобы Анна страдала. Я хочу, чтобы она была
такой всегда: с юными плечами, с юной прямой спиной, успешной сочинительницей
crimi. Чтобы ни одна тварь никогда не бросила камень в ее юную прямую спину: ты
исписалась, Анна Брейнсдофер-Пайпер! – а ведь такое случается сплошь и
рядом.
Я просто не могу этого допустить.
– …Подойдите сюда, милый мой.
Я приближаюсь к Анне, наверное, она слышит мое дыхание:
учащенное, слегка прерывистое, из-за ее спины мне видны каменные драконы в
саду, и прудик, воздух насыщен озоном. Он дрожит. Плечи Анны тоже дрожат.
– Не показывайте Лягушонку мой автограф, – говорит
Анна.
– Не волнуйтесь. Никто его не увидит. – Я и сам
еще его не видел.
– Я давно не чувствовала себя так хорошо, Дэн, –
она по-прежнему не оборачивается. – Как будто и не было этих лет. Этих
двадцати лет.
– Я не хочу становиться воспоминанием, Анна.
– Ты и не был воспоминанием. Никогда.
Дорого бы я дал, чтобы мои пальцы были покрыты сейчас
цветочной пыльцой. Но они не покрыты пыльцой.
Они сжимают каминную кочергу.
Выбор был не очень велик: каминные щипцы, каминная лопатка и
каминная кочерга. Я остановился на кочерге, она сделана из латуни, она тяжела –
гораздо тяжелее щипцов и лопатки, тоже латунных. Отполированная рукоять
украшена головой дракона, младшего братца садовых драконов.
У Анны Брейнсдофер-Пайпер нет никаких шансов.
Удар получается сокрушительным, кочерга входит в темя Анны,
как нож в масло, все это сопровождается глухим стуком, за которым следует еще
один стук: Анна валится на пол с проломленным черепом. Зрелище не из приятных,
эстетикой здесь и не пахнет. При других обстоятельствах я предпочел бы пистолет
Лягушонка, но присутствие в доме кухарки Кирстен связало меня по рукам и ногам.
Лишний шум ни к чему.
Как бы то ни было, я добился своего: Анна ни секунды не
страдала из-за смерти дочери, она не успела возненавидеть меня, не успела
проклясть, а сам я не успел стать воспоминанием. Жертве по большому счету все
равно, кто полоснет ножом ей по горлу: последний бродяга или вполне
респектабельный человек с обезоруживающей улыбкой, любитель устриц и Вагнера.
Я присаживаюсь на корточки перед Анной Брейнсдофер-Пайпер, я
стараюсь не смотреть на страшную рану на ее затылке.
– Ни устриц, ни Вагнера я не люблю, Анна, –
тихонько говорю я, осторожно поглаживая ее по щеке. – И я не Дэн.
И я не мог поступить иначе. И не только из соображений
гуманности. Лягушонок, вот кто во всем виновата. Твоя психопатка дочь, Анна.
Это она втравила тебя в такую скверную историю. Она, никак не я. Я был бы
только рад, если бы все сложилось по-другому. Но все сложилось именно так, а
лишние свидетели мне ни к чему.
Ничего личного.
И пора наконец заняться черномазой Кирстен.
* * *
«HELLO!
I AM A BITCH!»
[55]
-
написано на ярко-желтой футболке Кирстен. Ярко-зелеными
буквами. Кто надоумил толстуху облачиться в трикотаж с такой экстравагантной
надписью, неизвестно. Она бы больше подошла Лягушонку, но Лягушонок была
худенькой, так что в футболке Кирстен просто-напросто утонула бы. Расплывшееся
кровавое пятно задевает вторую строчку надписи и делает футболку Кирстен еще
экстравагантнее.
Никаких эмоций эбонитовая африканская туша у меня не
вызывает, кроме, пожалуй, одной: я откровенно злюсь. Приходится признать, что
мир устроен довольно несправедливо. Анна, которой я симпатизировал, на стороне
которой был изначально, приняла от меня не самую лучшую смерть, в то время как
неизвестная мне малопочтенная нигерийка отделалась четырьмя выстрелами,
аккуратными, нежными, почти безболезненными.
Я обнаружил ее там, где и должен был обнаружить, – на
кухне. И тотчас же пожалел о каминной кочерге. На и без того массивной,
переходящей в грудь голове Кирстен были водружены такие же массивные наушники:
бегемот умудряется слушать музыку, кто бы мог подумать! И еще двигаться ей в
такт, дергать колыхающимся жирным животом. Даже если бы я выстрелил, она бы
ничего не услышала! В одной руке у Кирстен зажат разделочный нож, в другой –
огромных размеров салатный перец. Пожалуй, им можно было бы накормить средней
величины африканскую деревню.
Салатный перец напоминает мне о той ночи, когда я
познакомился с Марго. Кажется, это была предыдущая ночь. Но за это время
столько всего произошло, что она отдалилась на какое-то уж совсем запредельное
расстояние, стала в ряд других ночей, которые случались со мной и год, и два, и
десять лет назад. «Ночь, которая случилась со мной», – неплохо сказано,
совсем неплохо, ее можно считать парафразом еще одной ночи – Ночи с Мод, даже
Анна Брейнсдофер-Пайпер не отказалась бы от такой фразы. Во всяком случае, она
оценила бы ее по достоинству. Бедная Анна, я сожалею, что так произошло, я
чертовски сожалею. И мне горько, что из-за одного сраного Лягушонка пришлось
разрушить жизнь целой семьи. Но и меня можно понять:
не я первый начал.
Конечно, будь я персонажем триллера Анны Брейнсдофер-Пайпер,
она придумала бы для меня гораздо больше убедительных слов, и – что важно –
гораздо больше убедительных мотивов, она бы хладнокровно препарировала бы все
мои чувства, а заодно и меня самого. Я был бы распластан на страницах ее книги
подобно лягушке, и она первая провела бы по-моему брюху острым лезвием
скальпеля. Ничего этого теперь не будет. К тому же персонаж по имени Лягушонок
уже существует. И он лежит наверху, в своей загаженной комнате, с фиолетовой
полосой на шее.
Он – наверху, Анна – внизу, в своем кабинете, в живых
осталась только черная толстая задница Кирстен. Но и она скоро перестанет
дышать. Конечно, Кирстен не сделала мне ничего плохого (и Анна не сделала
ничего плохого!), вряд ли она вообще видела меня. Но… Убить красавицу Анну и
пройти мимо толстухи Кирстен – это было бы верхом несправедливости!..
Кирстен меня не видит, она стоит лицом к окну, такому же
широкому, как и окно в кабинете Анны, и в нем так же застыл сумеречный сад.
Только ракурс немного изменился, драконы – чуть левее, левее и прудик с черной
водой, добавилась пара кустов и с десяток бумажных фонариков. Каменные драконы
видели убийство Анны, и вода в пруду в видела, но они не смогут предупредить
Кирстен, не смогут ей помочь.
В кухне царит образцовый порядок.
Открытие последней минуты: и безалаберные уроженцы Африки
могут поддерживать унылую шведскую чистоту. Все предметы, заполняющие кухню,
выдраены до блеска, все поверхности сверкают, и я не собираюсь ничего нарушать
в стерильном укладе кухни. Я просто уберу из нее одну-единственную, не очень-то
вписывающуюся в пейзаж, деталь.
