За Элен последовала Флора из испанского города Альхесирас,
что стоит как раз напротив надменной британской колонии Гибралтар и весьма
близок к марокканскому Танжеру. Флора – студентка, уставшая от жары (как она
сама о себе написала). Летом она подрабатывает на одном из местных бальнеологических
курортов, обеспечивая безоблачный отдых вздорным богатым старикам и мечтает… о,
как она мечтает! -
отдохнуть сама.
В том месте, где солнце не такое беспощадное, а вода – не
такая соленая, и где нет такого количества вздорных богатых стариков, они так и
норовят ущипнуть тебя за задницу, а это не просто неприятно – это вызывает
отвращение, вы верите мне, Джей-Джей?
Конечно же, Джей-Джей верил бедняжке Флоре, веселил ее
своими письмами и утешал как мог, не забывая при этом выуживать все новые и
новые сведения об испанском языке, который, как известно, hermoso, bonito, Undo
[16]
.
Еще одна девушка, Агу, неожиданно обнаружилась в Лондоне.
Лучшим в Агу было то, что она не имела никакого отношения к англичанам, а
представляла довольно многочисленную африканскую народность йоруба. Отца Агу,
когда-то высокопоставленного нигерийского чиновника (кажется, даже дипломата),
убили в межэтнических столкновениях. Та же участь постигла всю семью, и девушке
пришлось бежать – сначала в Гану, а затем в Великобританию. Друзья покойного
чинуши (находятся же где-то такие благородные люди!) помогли Агу получить
британское гражданство и место секретаря в одной инвестиционной компании. И все
в жизни чернокожей Агу было бы просто расчудесно, если бы она так сильно не
скучала по своей беспокойной Нигерии. И по саваннам, и по муссонам, и по
беспощадному солнцу, и по соленой воде в Бискайском заливе, и по деревьям со
странными и довольно непривычными для уха среднестатистического европейца
названиями -
кайя, митрагина, изоберлиния.
И конечно же язык. Она тосковала по родному языку,
называвшемуся также, как и ее народность, – йоруба.
Агу – такая же бедняжка, какой была Флора, вот только их
преследуют напасти разного рода. Флора ненавидела старых и немощных
извращенцев, а Агу не с кем – ну просто не с кем! – поговорить.
Безусловно, в Лондоне полно выходцев из Африки, среди них наверняка есть и
представители народа йоруба, но… Почти все они нелегалы, маргиналы, люди дна.
При виде таких типов каждая приличная девушка (а Агу, вне всякого сомнения,
приличная девушка) просто обязана перейти на другую сторону улицы. Будь то
Виктория-стрит, Грейт Саффолк-стрит или Вестминстер Бридж-роад.
Должно быть, Агу так и зачахла бы без подпитки, если бы не
появился Джей-Джей. Он ринулся в саванны языка йоруба с такой невиданной
прытью, что Агу едва поспевала за ним. Чтобы достичь сокровенной, реликтовой
сути йоруба, Джей-Джею не пришлось вырубать заросли кайи и изоберлинии. Ему не
пришлось распугивать стада носорогов, буйволов и карликовых антилоп дикдик,
благо письменность обоих, так непохожих друг на друга йоруба и норвежского,
основана на латинском алфавите.
Всякий раз, начиная новый роман, Джей-Джей был полон самых
благих намерений. Он пребывал в абсолютной уверенности, что именно эта девушка
и есть та самая, настоящая. И что сейчас ему уж точно не отвертеться от давно
запланированной дегустации «Tokaji Aszu». Но какой бы железобетонной ни
выглядела уверенность, он ни разу не изменил своим правилам.
Никогда не сообщать девушке точное место своей работы. Это
раз.
Никогда не сообщать девушке домашний адрес. Это два.
Никогда не проливать свет на свою фамилию. Это три.
Джей-Джей делает это вовсе не потому, что он чудовище,
бонвиван и брачный аферист. В его отношениях с девушками нет никакой корысти,
напротив, он украшает их жизнь своими письмами, трогательными и нежными. Он
поддерживает их, мягко советует, как поступить в том или ином случае; он
незаметно направляет их по верному пути. Он – милый друг, о котором мечтает
любая. И к тому же – он интеллектуал, жаждущий обучиться родному языку девушек,
чтобы быть еще ближе к ним. За эти годы он перелопатил массу словарей самого
разного свойства, массу вспомогательной литературы, включая статистические
сводки и отчеты о коэффициенте естественного прироста населения на 1000
человек,
показателях общей грамотности,
внешнем государственном долге в расчете на душу населения,
прогнозируемой численности населения к 2050 году,
доле населения, имеющей доступ к чистой воде,
все это, разумеется, касается только тех стран, откуда родом
его виртуальные возлюбленные, самые прекрасные на свете:
Элен,
Флора,
Агу.
К чести Джей-Джея, на каждую из них он потратил то же (или
примерно то же) время, что потратил на Магду. А это совсем не маленький срок,
учитывая, что параллельных отношений, связей и шашней он не заводил. Даже в
Интернете. Полностью отдаваться одному-единственному языковому чувству – таков
основополагающий принцип Джей-Джея, ничего общего не имеющий с семью
основополагающими принципами его юности. Джей-Джей проверяет и трижды
перепроверяет себя, высчитывает все коэффициенты, измеряет все показатели,
прежде чем отправить девушке сакральное я много думал в последний месяц и решил
что вам нужно приехать в Норвегию моя дорогая.
Уж в этот раз я точно не ошибся, говорит себе Джей-Джей, с
самолетного трапа сойдет именно та девушка, которую я ждал всю жизнь.
Элен, Флора и Агу попеременно сходили с самолетного трапа в
аэропорту Форнебю, и Джей-Джей встречал их, сгорая от нетерпения и держа в
правой руке табличку с именем. В левой руке, по давно заведенной традиции,
пылал букет. Менялись только цветы:
белые лилии для Элен, синие тюльпаны для Флоры, желтые
нарциссы для Агу.
– Точно такая же, какой я представлял себе… – говорил
Джей-Джей совершенно искренне.
– Точно такой же… – вторили ему девушки. После чего обе
стороны резво, как на санях для бобслея, съезжали на греческий (в случае с
Элен),
испанский (в случае с Флорой),
йоруба (в случае с Агу).
Схема, заданная когда-то венгерской кудесницей Магдой,
срабатывала безотказно, но вряд ли Джей-Джей осознавал, что это – именно схема.
Ведь он был так простодушен, так надеялся на чудо!.. И по мере того как они
пересаживались с автобуса на автобус, совершали прогулку по лесу (недолгую, но
полную очарования) и входили под сень избушки Хэгстеда, надежда становилась все
более сильной. А то – и вовсе нестерпимой, когда Элен замечала:
ты прекрасен, как греческий бог!
или когда Флора констатировала:
ты такой молодой!
или когда Агу тихонько произносила, смущенно потупив глаза:
ты такой сильный, такой высокий, такой… ты похож на вечное
дерево кайя, вот на что!..
