Так я и поступила и обнаружила Домино в правом, ближнем к
окну, углу. Он с увлечением сражался с одной-единственной, отставшей от пола
паркетиной. Вот уже и дом стал потихоньку разваливаться – милое дело! А ведь до
появления кота паркет выглядел почти идеальным, плашка к плашке; при переезде
сюда его даже не пришлось реставрировать и покрывать лаком.
– Что это еще за срань?! – грозно прикрикнула я на
Домино. – Что это мы там копаем? Терзает зуд кладоискательства?
Кот и ухом не повел. Напротив, принялся отдирать паркетину с
еще большим остервенением.
– Ну-ка, брысь отсюда!..
Как бы не так! Имел он меня в виду с моими немощными
угрозами. Да и первая злость прошла, уступив место почти детскому нетерпеливому
любопытству: что там могла нарыть божья тварь, какой сюрприз меня ожидает?
Слиток золота, подумала Элина.
Нательный крестик с сапфирами и четки с рубиновыми
вставками. И тиара с бриллиантами, подумала блаженная Августа.
Акции, облигации, дарственные, векселя, подумала Магдалена,
блистательная, как колумбийская река с одноименным названием.
Драгоценности, подумала Флоранс, цветочек Флоранс.
Все четыре части моего династического имени проявили
солидарную и вполне понятную в таких случаях алчность. И разве Ёлка, в
непальских карманах которой гуляет ветер, имеет право их осуждать?
Никакого.
Тук-тук, тук-тук-тук, туктуктук – все быстрее выбивало мое
сердце по мере приближения к углу.
Хр-ррр! тиу-ууу! – вторил ему Домино.
– Дай-ка я посмотрю, малыш…
Едва я нависла над жарким тельцем кота, как он тотчас же
потерял интерес к паркетной плашке. Отошел, галантно уступая мне место в самом
эпицентре события, и – как вчера – уселся на альбом Матисса.
Дежавю, да и только.
Пустое пространство под паркетиной годилось для всего –
включая тиару из бриллиантов и туго спеленатый сверток акций. Но я вытащила из
тайника всего лишь связку ключей. То есть это поначалу мне показалось, что
связка – именно с ключами. Они не были облагорожены временем и не годились для
того, чтобы толкнуть их на условно-антикварном рынке в окрестностях метро
«Удельная» – по 100 рублей за штуку. Их конфигурация не была затейливой, во
всяком случае – не более затейливой, чем конфигурация ключей для мебели из
магазина «Икеа».
А при повторном – более внимательном – взгляде они и вовсе
оказались отмычками. Классическими, хотя и миниатюрного размера, отмычками –
как я их себе представляла. Всегда. Отмычка потолще, отмычка потоньше, отмычка
со скругленным концом и с концом раздвоенным. Отмычка с насечками и спиралями.
Отмычка с затейливой абстракционистской бородкой; отмычка, похожая на рашпиль,
и отмычка, похожая на сверло. И кусок сплетенной металлической проволоки в
качестве бонуса.
Итого – девять предметов.
Вряд ли они принадлежали бабке, сгинувшей где-то на полпути
между катарактой и ишемической болезнью сердца.
Тогда кому?
Отцу. Папе. Папуле. Папсику.
Мой отец – домушник? Вот так новость, вот так-так!
Я засмеялась в голос и тут же подумала: это слишком
романтично, чтобы быть правдой. И еще: пора бы мне перестать впадать в
первородный грех идеализации мужчин.
– Как думаешь, что это за инвентарь? – спросила я
у Домино.
«May!» – разве ты сама не видишь, лапуля? Ключи от рая, я бы
так это назвал.
– Наверное, лучше избавиться от них. Или оставить там,
где они лежали. Вряд ли связка пригодится нам в обозримом будущем.
«May!» – на твоем месте я бы не стал пороть горячку. Никогда
не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Не знаешь… найдешь… потеряешь… – мне пришлось потрясти
связкой, чтобы заглушить эту мгновенно отпечатавшуюся в мозгах немудреную
фольклорную истину. Что можно найти в альбоме с Матиссом?
Самого Матисса.
Взяв кота на руки, я снова углубилась в альбом. Я больше не
искала инородных тел и вложений, которые сделали до меня. Просто внимательно
рассмотрела каждую репродукцию – только и всего. Домино поощрял и направлял
меня урчанием – и это больше всего напоминало детскую игру «Горячо-холодно». На
странице с картинкой «Красные рыбки. 1911. Музей изобразительных искусств им.
А.С. Пушкина» мой нежный абрикос заходил ходуном – с чего бы это?
Так: столик, на столике – аквариум, в аквариуме – рыбки, за
аквариумом – листья и цветы. Назвать столик столиком, а аквариум – аквариумом
можно лишь с известной долей условности, но рыбки сомнений не вызывают.
Отравиться приготовленной из них ухой или заработать описторхоз – как два
пальца об асфальт, ага, вот оно -
искомое.
На теле одной из красных рыб-убийц мелким, но вполне каллиграфическим
почерком был начертан номер телефона. Только номер, без всякой поясняющей
подписи. Вряд ли написавший преследовал цель скрыть его от посторонних глаз,
скорее – он просто воспользовался первой подвернувшейся под руку бумажкой:
Матисс так Матисс, подотремся и Матиссом. Я почувствовала прилив симпатии к
неизвестному каллиграфу. Вот только номер ни о чем мне не говорил.
Он начинался с 530, что означало как минимум Гражданку и как
максимум – проспект Просвещения вкупе с Северным проспектом и проспектом Науки.
Не самые близкие к центру районы, к тому же на Науке проживала Милка, у которой
я не бывала последние лет пять. После того как в ста метрах от Милкиного
подъезда двое прыщавых наркоманов вырвали у меня сумку из рук. Ничего
существенного в сумке не было, кроме кошелька с тремя сотнями рублей, но сам
факт и сами наркоманские рожи… Они преследовали меня во снах целый месяц,
потому и возникло оптимальное решение:
на Науку я больше не ездец.
И все немногочисленные Милкины приглашения заканчивались хрестоматийным:
«Уж лучше вы к нам».
Вот было бы смеху, если бы рыбий номер принадлежал кому-то
из двух наркоманов! И… что?.. А то, что мне совершенно безразлично, кто может
откликнуться на том конце провода.
С этой – весьма здравой – мыслью я запустила компьютер и
скоренько обновила диск с телефонной базой данных, купленный в подземном
переходе. Ни одному из физических лиц телефон не принадлежал – вот и верь после
этого городскому УВД! Оставался еще один путь простукивания номера: Интернет.
Пройдя пару ссылок, я попала на сайт «Yellow pages of Saint Petersburg»
[8]
, где посредством нескольких нехитрых манипуляций вычислила
наконец-то владельцев номера. До недавнего времени – держись крепче,
Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля! – он принадлежал фирме «Красные
рыбки».
Это было сильно.
