– С девушкой? Почему с девушкой? – Тимур
удивляется так, как будто я сморозила глупость. – С котом.
– Каким еще котом?
– Обыкновенным. Ну, не совсем обыкновенным… Не важно.
Мне нужно пристроить кота.
– Кота? – Мне кажется, что я ослышалась.
Тимуру так не кажется.
– Ну да. Совершенно замечательный зверь. Я бы тебя не
побеспокоил, если бы положение не было безвыходным. Мне просто необходимо
уехать. Это срочная командировка, вопрос жизни и смерти, вопрос моего статуса,
а из-за кота… Из-за него я даже с места сдвинуться не могу.
– И ты не нашел никого другого…
– Не нашел. Искал, но не нашел.
– Значит, я была последней в списке?
– Ну… почему последней? Ты совсем не последняя… Ласт,
бат нот лист
[6]
, ха!.. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…
– Знаю. Раньше не знала, а теперь знаю… Значит, ты
разыскал меня только из-за дурацкого кота, которого некуда пристроить?
– Это не совсем так. Совсем не так…
Тимур – не божество. И даже не экс-божество. И даже не
венерина мухоловка. Тимур – скотина, жалкое ничтожество, я полностью на стороне
того, кто исполосовал его физиономию. А я еще нацепила на себя эротическое
бельишко и сожалела, что у меня не было времени проштудировать недоделанный
опус «Теория и практика русского секса», – ну не кретинка ли?..
Единственное, чего мне хочется, – выбраться из его таратайки и навсегда
позабыть о его существовании. У меня это получится. Теперь – получится. Поскорее
убраться – вот чего я жажду. Вернуться домой, смыть косметику и прильнуть к
монитору, по ту сторону которого меня ждет добрый друг Jay-Jay.
Двери таратайки не открываются.
Он заблокировал их, вот гад!..
– Выпусти меня! – цежу я сквозь зубы.
– Ну чего ты взбеленилась? – Тимур вдруг
вцепляется мне в плечо израненной рукой. – Не уходи, слышишь!..
Объяснить все последующее с точки зрения здравого смысла не
представляется возможным: я дергаю дверцу как безумная, еще более безумный
Тимур держится за меня мертвой хваткой. Борьба происходит в полной тишине,
изредка нарушаемой сопением и неопределенными междометиями с обеих сторон.
– Прошу тебя, прошу, прошу… – это Тимур.
– Пусти меня, пусти, пусти… – это я.
Нервозное состояние экс-божества передается и мне.
В душной (несмотря на холод снаружи) атмосфере салона то и
дело проскакивают электрические разряды, из каждого угла веет опасностью, еще
секунда – и на меня навалится приступ клаустрофобии.
А ведь я никогда не страдала клаустрофобией.
Странно.
– Да и пошла ты к черту! – Тимур неожиданно
отталкивает меня, и я ударяюсь головой о стекло.
– Чудно. Замечательная получилась встреча.
– Дверь открыта. Иди. Прости, что побеспокоил.
– Бог простит, – ставлю финальную точку я и…
…и в этот момент с заднего сиденья от плетеной корзины,
которую я ошибочно приняла за приглашение к путешествию, раздается вкрадчивое:
– Мау-у-у…
Я могла бы поклясться, что «мау-у-у» выведено ультразвуком,
если бы не знала, что человеческое ухо не воспринимает ультразвук. Но я знаю
это, как и множество других, главным образом бесполезных и абсолютно
неприменимых на практике вещей. Я даже знаю, что такое инициирующие взрывчатые
вещества.
Для справки: ИВВ – легко детонирующие от незначительного
теплового или механического воздействия взрывчатые вещества.
То, что в корзине находятся ИВВ, совсем не факт, но что-то
подсказывает мне: сиди спокойно и не рыпайся. Не гони волну. Я и не собираюсь
ничего предпринимать: «мау-у-у» связало меня по рукам и ногам, оно произвело на
меня тот же эффект, какой произвели волосы божества трехлетней давности. Тот же
– если не больший.
Определенно – больший.
– Что это? – шепотом спросила я у Тимура.
– Что?
– Вот это…
– Мау-у-у… – снова раздалось с заднего сиденья.
Теперь звук был не только повелевающим, но и жалостливым
одновременно, похожим на плач брошенного ребенка.
– Кот, – выдохнул Тимур. – Он там.
– Где?..
Это была вовсе не корзина, как показалось мне
вначале, – скорее, маленький плетеный домик, по форме напоминающий
эскимосское иглу. Вход в иглу был забран решеткой, отдаленно похожей на
тюремную. Стоило мне перегнуться через сиденье и, проявив чудеса ловкости,
приблизить лицо к решетке, как на меня уставились два глаза миндалевидной
формы.
Существующие отдельно от всего и исполненные невыразимой
печали. И некоего внутреннего знания, недоступного простым смертным. В тот
самый момент я вдруг вспомнила о Jay-Jay. Вспомнила и сразу же забыла.
– Ты держишь кота в клетке?
– Не сходи сума, – отмахнулся Тимур. – Какая же
это клетка? Это самая обыкновенная переноска. Они в любом магазине для животных
продаются. Очень удобная вещь.
– Да уж, удобная…
Глаза за решеткой мигнули, а из темноты снова донеслось
призывное «мау-у-у».
Кажется, Тимур еще что-то говорил мне – насчет удобств и
специализированных лавчонок для животных, но стоило ли прислушиваться к его
лепету?.. Ведомая странным, никогда доселе не испытанным чувством острого
сострадания, я протянула руку к решетке и почти вырвала торчащий сбоку
деревянный клинышек задвижки.
– Выходи, малыш!..
У меня не было никаких мыслей по поводу кота. По поводу
внешности кота. Одних печальных миндалевидных глаз было достаточно…
Достаточно? Вот уж нисколько!
Существо, выбравшееся из тьмы, несомненно, было самым
необычным представителем семейства кошачьих. Самым необычным и самым
пленительным. Во-первых, потому, что на нем не было ни шерстинки. Оно оказалось
голым! Абсолютно голым, причем кожа отливала нежно-абрикосовым цветом, а на
боках просматривалось несколько круглых темно-серых пятен. Подрагивая тонким,
таким же серым, как и пятна, хвостом, кот взобрался мне на руку (я почти не
почувствовала его тяжести), пробежался по плечам и юркнул под дубленку.
И свернулся калачиком у меня на груди, выставив вперед
переднюю лапу, а лучше сказать – маленькую ручку с неправдоподобно длинными,
почти детскими пальчиками.
Я была сражена наповал. Я почувствовала себя глупой крашеной
блондинкой – из тех блондинок, что тайно вертят хулахуп, мечтают застрять в
лифте с начальником и с надрывом оперируют уменьшительно-ласкательными
суффиксами; что, если Тимур передумает и не отдаст мне это счастье, эту радость
– хотя бы на время?..
